Алексей Атеев - Тьма Страница 44

Но вернемся к происходящему.

Гена притащил жену в опочивальню и с размаху бросил на двуспальную кровать. С такой же яростью, наверное, Степан Разин швырял персидскую княжну в волжские воды. Потом он стал поспешно раздеваться. Желание переполняло его. Света лежала на кровати. Раскинув руки и полуприкрыв глаза длинными ресницами, она наблюдала за мужем. Впервые с момента смерти сына женщина тоже почувствовала некое хитрое шевеление внизу живота.

Полностью раздевшись, Гена подошел к кровати и с треском сорвал с жены беленькие трусики. Потом он наклонился над ней…

И тут с Геной приключился конфуз. Еще секунду назад он был готов к соитию, но внезапно перед внутренним взором возникла окровавленная спина проклятого Сашки, и все желание мгновенно пропало. Ранее с ним подобного казуса еще не случалось.

– Ну, ты скоро там? – спросила Света, которой надоело ждать.

– Не стоит, – уныло произнес Гена.

– Пить меньше надо! Занавесь окно, включи свет…

Гена выполнил требуемое.

Света пошире раздвинула ноги. Теперь она раскинулась перед мужем во всей своей красе. Если ранее от подобного зрелища внутри у него словно взрывалась бутылка шампанского, то ныне не вспыхнула даже искорка. Перед глазами, вместо роскошного тела жены, вставала исполосованная спина. И тут Гену осенило. Он пошел в сени, вытащил из сапога плеть и вернулся в спальню. Света все так же лежала на кровати и, казалось, дремала. Услышав, что муж вернулся, она открыла глаза и удивленно подняла голову.

– Ложись на живот, – скомандовал Гена.

– Ты чего это удумал?

– Ложись тебе говорю, б…!

– Ты чего обзываешься?! Какие основания имеешь так меня называть?!

– Я что сказал, сучка! Ну-ка, живее поворачивай ж… падла.

Возмущенная до последней степени, Света вскочила с кровати и подняла порванные трусики.

– Ну, Светочка… – тон Гены изменился на противоположный. – Ты пойми, это как игра. Ты же сама хочешь?

– Хочу, да не того.

– И я хочу того же, чего ты хочешь. Но для этого нужно немного поиграть.

– Раньше безо всяких игр получалось!

– Так то раньше… Ну давай…

– Ты бить меня будешь?

– Чуть-чуть. Совсем не больно. Едва прикоснусь.

– Ладно, смотри!..

Света вновь опустилась на кровать, но на этот раз легла на живот. Попа у нее, что и говорить, была роскошная: большая, круглая и белая, словно творожная пасха.

– Если я тебя немного поругаю? – молящим тоном попросил Гена.

– Матерными словами?

– Ну… Не совсем матерными. Сука – ведь не матерное слово.

– А б…? – уже игривым тоном спросила Света.

Ничего на это не ответив, Геша взмахнул плеткой.

– Ай! – вскрикнула Света.

– Разве больно?

– Немного.

– Я осторожненько.

Новый взмах.

– Полегче, ты!

– Слушай, вроде срабатывает!

– Тогда продолжай, только как можно осторожнее.

– Ладно, я тихонечко. Получи, сука!

– Ай!

– Вот тебе, б…!

– Ай-ай!!! Ты чего разошелся! Кому сказала, аккуратнее!

Но Гена забыл про осторожность. Он пару раз так врезал своей благоверной, что на теле у той тут же проявились розовые рубцы. Света визжала как свинья, которую режут, и бешено вертелась на кровати. Несмотря на явную боль, чувствовалось: ей тоже нравится происходящее. А к Гене наконец-то пришли те же ощущения, что и перед Деревом. Он отбросил плетку и кинулся на жену…

Минуты через три оба в изнеможении лежали на кровати, отодвинувшись друг от друга.

– Больно, черт! – пожаловалась Света. – Исхлестал всю… Скотина!

– А хорошо было? – спросил Гена, ничуть не обидевшись на характеристику жены.

– Ничего так. Интересные ощущения. Так ты теперь меня все время пороть будешь?

– Ну-у… – протянул Гена. – Не знаю даже…

– Нет, любезный супруг, так дело не пойдет! Хорошего помаленьку! – строго произнесла Света.

Едва супруги успели привести себя в относительный порядок, как послышался звук открываемой входной двери.

– Мама… – сказала Света.

Вошла теща, с удивлением покосилась на дочь и зятя, не понимая причины встрепанности причесок и разгоряченности их лиц. Потом до нее дошло. Она криво усмехнулась и обратилась к Гене:

– Знаю, знаю, зятек, про твои художества.

Услышь Гена эти слова полчаса назад, теще не поздоровилось бы, но теперь он пребывал в благодушном настроении.

– Палачом заделался, – не отставала Анна Григорьевна.

– А если и заделался, так что? – миролюбиво спросил Гена.

– Не ожидала я… – нудела теща.

– Чего вы не ожидали?! – постепенно начинал накаляться Гена. – Как я разукрасил этого шарлатана? Так за дело разукрасил! Чего он головы людям морочит?! Оживляльщик выискался! Мы таких оживляльщиков быстро вычисляем и так же быстро наказываем. За ушко, да на солнышко!

– Кто это «мы»?

– Казачество.

– Ты разве казак?

– А то кто же.

– Ха! Какой ты казак! Папаша твой из Тверской области, нищета перекатная, а мамаша – хохлушка. Приехали они сюда по оргнабору, на целину. Так что в твоем семействе казаками и не пахнет. А то думают: нахлобучили на башку фуражку с кокардой, надели штаны с лампасами, уже и казаки.

– Уж не вы ли казачка?

– Я – да! Вся как есть. Из старого роду. Дед мой, царствие ему небесное, у Дутова воевал в Гражданскую войну и в Китай с ним убег. Там и сгинул. А женка евоная, бабка, значится, с мальчонкой, отцом моим, тут мыкалась. Натерпелись, не приведи Господи. И в чеку ее таскали, и в гепеу… И остальные в вашей шатии такие же, как ты. Настоящих казаков – раз два и обчелся. У Кости, правда, дед – казак, а мать – татарка из сосланных.

– Да хватит, мама, вам шуметь, – примирительно произнесла Света. – Казак, не казак… Какая разница?!

– А ты, дочка, мать-то не перебивай. Мала еще… И не стыдно тебе. Мальчонке твоему еще девяти дней не исполнилось, а ты, бесстыжая, с мужиком в постеле кувыркаешься, вместо того чтобы на кладбище сходить, могилку поправить, крестик слезами омочить.

Тут стало заметно, что теща навеселе.

– А я вот Славочку нашего не забываю, – опять заныла Анна Григорьевна. – С кумой на могилку к нему ходили. Лежит наш бедненький в земельке холодной.

– Не надо, мама! – заорал Гена в то время, как Света залилась слезами. – Не из-за вас ли он там лежит?

– Не спорю. Есть в том и моя вина… Есть! Виновата! – Теща стукнула себя кулаком в грудь и тоже зарыдала.

Гена плюнул, ушел в зал и уселся перед телевизором. На этот раз какой-то благообразный господин в круглых очках с бородкой на продолговатом, нерусском лице и вытаращенными глазами обличал с экрана Ленина и его соратников.

– Жиды, – произнес Гена вслух. – Всюду жиды!

Было около двенадцати ночи, когда Гена и Света Соколовы улеглись в супружескую постель. Гена заснул почти сразу и вскоре захрапел, распространяя по комнате перегарный дух. Света долго ворочалась, вспоминая произошедшее. Она и вправду пережила доселе неизведанные ощущения, и хотя попа немного побаливала, была бы не против испытать их вновь. Потом ее размышления перекинулись на мать, а от нее на умершего сына. Света повздыхала, немного поплакала, потом дала себе слово завтра же сходить на могилку к Славику, положить в изголовье цветочки-васильки. Мысли ее постепенно начали размываться, смешиваться, и, наконец, она уснула.