Андрей Дашков - Обманутый Страница 44

Герцог был сыт и теперь замечал многое. Он смотрел на больших многоногих насекомых, ползавших на полу пещеры правильными колоннами, и никто из людей колодца не смел помешать им. Дороги насекомых были выложены полудрагоценными камнями и очерчены линиями, мерцавшими в темноте. В этом призрачном сиянии, придававшем всему происходящему оттенок нереального, они неустанно ползли и ползли, охраняемые высшими существами, сделавшими их предметом своего извращенного поклонения...

Сенор увидел, что Лаина полулежит на одном из возвышений, устланных шкурами, и пристально смотрит на него. Этот взгляд был совершенно недвусмысленным. В колеблющемся свете свечей ее кожа казалась полированной бронзой.

Герцогу понадобилось некоторое время, чтобы понять, – приближенные не собираются оставлять его наедине с дочерью Згида. Шаманы восседали по углам пещеры, отрешенно глядя в пустоту, как будто улавливали легчайшие отражения зла. Евнухи равнодушно бродили между щитами, время от времени меняя черные свечи в подсвечниках. Лаина ненадолго удалилась и вернулась в белой накидке, перетянутой в талии кожаным ремнем. Ее губы были подведены чем-то темным, а на щеках проступил неестественный румянец. Сенор видел, что под накидкой ничего нет.

Лаина подошла к нему, медленно расстегнула ремни и сняла с него оружие и хитиновые доспехи. Герцог в легком замешательстве огляделся вокруг и увидел среди безразличных стражников и евнухов обнаженные тела, утопавшие в мехах.

Обычай предаваться любви на глазах у других вначале показался Сенору диким и ненужным, но потом он вспомнил, что ему остается только привыкать к обычаям и нравам своего собственного мира, какими бы странными они не были.

Он почувствовал ласковые руки Лаины на своей груди и впервые с легкой неприязнью подумал о ее выносливости и возможной ненасытности.

Сенору казалось, что ему безразлично все, кроме сна, но он ошибался. Тепло пещеры и близкие ласки других сделали свое дело... Однако прежде он позволил слугам выкупать себя в бассейне, выдолбленном внутри зеленого грота и наполненном горячей водой. Несмотря на усталость, старая привычка заставляла его быть настороже. Он перебирал в уме любые возможные угрозы: яд, удавка, кинжал в спину, смертельная болезнь... Но отражения безмолвствовали, а опасность казалась далекой и слишком смутной. Она осталась наверху, затаилась где-то среди мрачных гор на горизонте; вокруг Йерда сейчас были те, кому она угрожала не меньше, чем самому герцогу.

С его тела смыли омерзительные следы, оставленные полуразложившимися телами глонгов, грязь, слизь и запекшуюся кровь. Он ощутил сладкую истому.

Впервые с того момента, как он вошел в Тень, он был с обыкновенной смертной женщиной и впервые позволил себе не думать ни о чем другом. Желание, долго дремавшее в нем, внезапно охватило его и сделало Йерда требовательным и страстным. Лаина отвечала ему нежно и умело.

Лишь насытившись женщиной, он избавился от тягостного напряжения, превращавшего его возвращение в муку. Подозрительный узник в его голове молчал. Сенор испытал бесконечное облегчение и понял, что не нужно спешить. Больше было некуда идти...

Он ощущал рядом с собой прохладное податливое тело Лаины. Теперь в их распоряжении было много времени, все его владения и вся его жизнь...

23. ДОМ НАД ОКЕАНОМ

Он жил во вновь обретенном мире с самим собой и вскоре почувствовал себя ряской в застойном озере. Его жизнь стала однообразной и подверженной неизменному ритму восходов и заходов лилового светила, какой и должна быть человеческая жизнь... Он правил народом колодцев в Земле Мокриш и это было не очень обременительно – его права признавались всеми, кроме может быть, таинственной злобной силы, ушедшей в далекие горы к западу от колодца Тагрир. Но Гашагар оставался бездеятелен и придворные шаманы Йерда пребывали в апатичном ожидании... Герцог не знал, откуда и как они получают весть о зарождении злого умысла или о враждебных происках, однако подозревал, что в этом немалую роль играют незнакомые ему отражения.

Для него самого источник отражений оставался пустым и безмолвным. Он помнил, что был Человеком Безымянного Пальца в мире Кобара и был гораздо лучше приспособлен к существованию в городе, которым правили Хозяева Башни. Здесь, в колодце Тагрир, он узнал многое, почти все, что нужно было знать герцогу, потерявшему память, но порой, в дни черной меланхолии его грыз червь сомнения и тогда Йерд становился подозрительным и мрачным.

Темной оставалась старая история с Гашагаром, о которой больше всех должен был знать герцог Йерд. Спустя много месяцев он понял, что не успокоится, пока не найдет колдуна. Он хотел этого, несмотря на предостережения Повешенного.

Со временем он объездил все свои земли вплоть до затянутого льдом океана на севере, безжизненных пространств на юге и востоке, за которыми, если верить легендам, начинались владения Живущих На Поверхности. Его поездки на запад ограничивались предгорьем тянущейся от самого океана неприступной гряды, где обитал Гашагар и созданные колдуном существа.

Герцог переезжал с места на место в сопровождении своих приближенных, шаманов и значительного количества воинов. Помимо всего прочего он искал встречи с Человеком В Железном Панцире, но его отряду судьба уготовила только редкие стычки с небольшими группами глонгов. Люди Йерда уничтожали их без особого труда и потерь, однако герцог не забывал о том, что был свидетелем пробуждения целой армии мертвецов. Где теперь находилась эта армия? Может быть, в недоступных западных горах...

Сенор побывал в Шешхиле, гигантском восточном колодце, наместником которого был Рорас, родственник Згида, в Горкиде, самом таинственном и загадочном из человеческих жилищ Земли Мокриш, в лесу глонгов на севере, двух полузаброшенных колодцах на юге, в которых иссякали горячие подземные источники, и даже вблизи покинутого людьми колодца Тавин, где много поколений назад поселилось что-то, о чем некому было рассказать. Шаманы предостерегали его от приближения к этому колодцу, да он и сам почувствовал гнетущую тяжесть не ведомого зла, притаившегося в черном тумане, навсегда повисшем над Тавином.

Так он путешествовал всю зиму по скованным льдом землям, в которых только кое-где тлели очаги тепла. Его не покидало ощущение, что это – умирающие, если не мертвые пространства, простирающиеся под холодеющим светилом.

Однако он пережил в Земле Мокриш одно короткое ветреное лето, когда бушевал северный океан, лишившийся своего ледяного панциря, почти непрерывно лили дожди, леса возвратились к жизни, но в этом недолгом возвращении было нечто тоскливое, как предсмертный вздох.