Сергей Жилин - Душегуб Страница 45

Словари не подошли. Родство языков позволяет определить значение того или иного слова, но гладкого перевода не выйдет, и тут уж ничего не попишешь. Юрико трудность не остановила. Не уверен, что дневник приоткроет ветхие завесы тайн, но напарница села за него с небывалой основательностью.

Кто знает…

Наконец-то нашёл время переговорить с шерифом, у которого последнее время полно забот. Разговор имел ровно два итога: во-первых, Тим Симонс обещал поговорить с Иоанном, что сулит нам спокойствием… лично я сомневаюсь, а Юрико так и вовсе морщится от скепсиса. И во-вторых, прояснилось насчёт наркотиков.

Оказывается, за употребление их в Гаваре наказывают публичным побоями, а за продажу вешают. Никто из местных, правда, обнаружен за распространением не был, только пару челноков да один бандит отправились на плаху.

Местные бандиты, называемые лешими, являются главными поставщиками травы и порошков в округе. Где берут — вопрос открытый, но регулярно попадаются гаварцы, не брезгующие закупаться у разбойников отравой.

Лешие живут в лесу, совершают набеги на близлежащие посёлки, охотятся, грабят путников, торгуют редким товаром и чем только ни занимаются. Их лагерь расположен в пятнадцати километрах на восток. Услышав всё это, Юрико сказала лишь, что завтра же с утра мы двинемся к ним.

В гости к головорезам… не то, чтобы я трусил, но так рисковать — это уже слишком. Одно дело, когда тебе угрожают топором местные, а плестись в лагерь бандитов — совсем другое.

Спорить, однако, я не смел…

Просто потому что это имеет смысл.

Оставил спящую Кейт в участке, нечего будить неугомонную. Пока что у меня есть дела, с которыми легко справиться самому. Не помню, если честно, дел, когда мне требовалась помощь черноволосой.

Разве только Франтишек… но я бы и так справился, а пока что мне нужно поговорить с очередным нелицеприятным человеком.

Дом номер пятнадцать, Львиная улица. Постучимся к Матэо Нограну, более известному под прозвищем Багор за умение доставать что угодно откуда угодно. Открыли сразу. Лысый тип с глазами навыкате, кривым носом, почти без подбородка, поражённый страшным ожогом на половину лица — это и есть Матэо. Высокий кряжистый мужик без двух пальцев на левой руке.

— Дубль, — осклабился желтозубый, — а у меня махорки нет, зря клянчить пришёл.

— Не по махорку пришёл. Дело есть.

— Важное?

— Для тебя может закончится неприятностями.

Значок в моих руках подсказал пучеглазому направление моих намёков. Удивлённо охнув, он поднял палец вверх и негромко посмеялся. Махнул рукой, приглашая войти.

В его жилище пахнет сырыми тряпками, машинным маслом и ещё какой-то дрянью. В углах аккуратно сложен металлолом, в полупустых комнатах царит порядок. Полы ничем не прикрыты, окна без занавесок. На бежевом кресле дремлет полосатая кошка.

Матэо привёл меня на кухню, не изменённую со времён Недоброго Утра: в углу холодильник с магнитиками, цветочки на окне, бесполезная газовая плита, всевозможные шкафчики, на столе скатерть. Хозяин предложил табурет и сам плюхнулся напротив, облокотившись на холодильник.

Багор ждёт меня — сам не двигается, молчит, лениво моргая, рот растягивается в улыбку. Блокнот к бою:

— Тебя позавчера вечером не было в Гаваре, верно?

— Это так, — ещё шире растянулась улыбка пучеглазого.

— Где был?

— В Усницке.

— У кого?

— У Карба Хекли.

В голове всплыл всего один Хекли из Усницка.

— На Винодельной улице?

— На Кривой вообще-то, — Багор указал на блокнот, требуя, чтобы я записал. Вот и запишем.

— Хотел тебя сбить, — сознался я.

— Вот ты коварный…

— Зачем навещал Карба?

— У него День Рождения был, — ответил Матэо и стремглав скрылся под столом. Погрохотал там и вынырнул уже с небольшой бутылкой. По форме напоминает флягу, сохранилась этикетка.

Поставив сокровище на стол, хозяин дома полез за стаканам:

— Стянул у юбиляра! Ты представляешь, Дубль, ещё довоенная, заводская, с этикеткой! Не нынешняя самогонка — раритет! Будешь?

Мой ответ его, должно быть, не интересует, так как он уже наполняет стаканы золотистым коньяком. От напитка волшебным образом не воняет, как от сдохшей лошади. Благородный алкоголь.

— Я на службе, — с сожалением вынужден был отказаться я.

— И что? От него не пахнет совсем, и не пьянеешь! Безалкогольный почти!

Он так настойчиво протягивает стакан, что пришлось взять. Жидкость чистая: редко найдёшь пойло, в котором не плавает что-то непонятное.

— Ты туда не подсыпал ничего?

— Дубль! Делать мне нечего, как травить тебя! Давай, за восстановление на службу!

Звон стекла, Матэо отсалютовал стаканом и одним махом осушил его. Пришлось последовать за примером. Удивительно приятный вкус, сочный, ласкающий горло, аромат хорош. Лучшее, что я когда-либо пил.

Как же я благодарен подозреваемому. Так непросто продолжать заниматься делом:

— Сколько человек было у Карба?

— Восемь, — Багор решил не останавливаться всего на одной порции, — то есть девять: там какой-то тип то приходил, то уходил…

— И вернулся ты только сегодня с утра?

— Это так.

— Проверим, — перелистнул я страницу блокнота. — Ты же ведь знаешь, что Душегуб убил Энгриля Хасса?

— Все знают, — прыснул в сторону Матэо и в следующую же секунду уязвлёно раскинул руки. — Так ты меня подозреваешь?

— Возможно.

— Что значит «возможно»? Дубль, столетняя бабка тебя покусай, какого хрена?

— Прекрати, — надавил я.

— Что я должен прекращать? Ты, хрен с горы, кто тебя надоумил?

— Франтишек. Ты же помнишь его, вы ещё все железяки в городе делили.

— Ну, его убили два дня назад, — притих Матэо. — И ты считаешь, что я и это сделал?

— Он приложил немало усилий, чтобы не встречаться с тобой…

— Глупости! Это твои улики? Это — ничто!

А мне и не нужно совать тебе под нос улики: так делают только кретины. Мне нужно, чтобы ты сам с улыбкой на лице подсыпал новых улик…

Для этого много не нужно: только чтоб ты занервничал.

— А вчера ночью, когда тебя не было дома, Душегуб напал на меня и на племянницу Энгриля… Ты, кстати, ночью двадцатого числа где был?

— У себя. Спал, — недовольно пробурчал Багор. — Это здесь причём?

— Тогда похитили Донни Цукерона… А девятнадцатого ночью?

— Не убивал я…

— Где ты был, Матэо? — желания шутить нет совершенно.

Обиженный на «явно необоснованные подозрения» Багор скрестил руки на груди и откинулся назад. Крупные глаза угрюмо спрятались под бровями.