Александр Анин - Миллион миллионов, или За колёсиком Страница 45

Когда мховский «шестисотый» уже приближается к воротам дома, оттуда отъезжает «скорая». Мхов не просит водителя притормозить, не выходит из машины, не останавливает светлый фургон с надписью задом наперёд ECNALUBMA, не интересуется у врачей, что с сыном. И это снова не кажется ему противоестественным.

Мария встречает его у дверей комнаты сына и нервной скороговоркой сообщает, что доктор сделал всё что нужно, опасность миновала, Алексей в полусне, и она пока посидит с ним. Мхов кивает и перед тем как подняться наверх, заглядывает к дочери. Даша, возбуждённая ночным переполохом, не спит. Сидя поверх одеяла, обняв колени, обтянутые длинной фланелевой рубашкой, она громким шёпотом рассказывает сама себе, а теперь и вошедшему Мхову:

– …и девочка открыла глаза и увидела синие пятнышки. И девочка испугалась и закричала, мама! мама! я вижу синие пятнышки! И мама ей говорит страшным голосом, я же предупреждала тебя, не открывай, дочка, глаза, когда пойдёшь со мной к бабушке! А сама вся в синем бархате и в ладоши – хлоп! И синие пятнышки стали кружить вокруг девочки. И так свистеть, фююююююю! фююююююю! И девочка ещё больше испугалась и ещё громче закричала, мама! мама! я боюсь! А мама как засмеётся и отвечает, поздно, доченька, надо было маму слушаться! И девочка подумала, что синие пятнышки сейчас сделают из неё синьку, и заплакала. Но тут бабушка вдруг как поднялась в своём гробу! и как закричит на маму, а ну пошла отсюда, дрянная девчонка, надоела ты мне за всю жизнь своими синими пятнышками! И мама испугалась и улетела по воздуху, и синие пятнышки тоже пропали куда-то. А бабушка взяла девочку к себе в гроб, положила рядом с собой на белые простыни, стала её гладить и целовать и приговаривать, ну вот, внученька, теперь ничего не бойся, теперь ты опять со мной, теперь я тебя никому в обиду не дам…

Даша умолкает, поджимает губы, испытывающе глядит на отца. Мхов приближается к кровати, садится рядом, крепко обнимает дочь, прижимает к себе. Спрашивает:

– Очень страшно тебе было?

– Очень, – дрогнувшим голосом отвечает она, – как он там лежал, на полу, и бутылочки эти, где раньше лекарство… и ногами так, вот так вот делал…

Мхов ещё сильнее обнимает Дашу, целует в горячую щёку.

– Хочешь, я с тобой тут останусь?

– Не, пап. Ты иди. Мне уже не страшно.

Когда Мхов берётся за ручку двери, она вдруг зовёт:

– Пап.

Он оборачивается.

– Пап, мне кажется, что всё это неправильно.

– Что именно, Даш?

У себя в кабинете Мхов наливает треть стакана виски, поудобнее устраивается на диване. Теперь можно подумать, внимательнее разобраться в событиях дня, в особенности, что касается разговора с «Каплан». Сейчас две мысли более других донимают его. Что она имела в виду, когда спрашивала, знает ли он, как его зовут? И ещё: где-то он слышал произнесенные ею ужасные имена, кроме как в гостях у монстров, где-то здесь, в реальной жизни.

Ему лень вставать к компьютеру, поэтому он соображает исключительно в голове:

«Я уверен, что я знаю, как меня зовут. Но вопрос, заданный Фюррет-«Каплан» означает, что она уверенна, что я этого не знаю. Кто не знает своего имени? Первое: тот, кто его никогда не знал. Не подходит, я же своё знаю. Второе: тот, кто знал, да забыл. Не годится, я же не забыл. Третье: тот, кто думает, что знает, а на самом деле нет. Но я-то точно знаю, вон в паспорте написано. Четвёртое: у кого не одно, а, скажем, два имени, а он знает только одно. Ну… откуда тогда взялось второе? Пятое: тот, кто думает, что он один, а на самом деле имеется ещё кто-то другой, принимаемый кем-то за него, и у того, другого, другое имя, которое ему, первому, неизвестно. А кто тогда тот другой? Нет, это уж слишком. А не сошёл ли я с ума? Может, всё это бред? А в детстве? А колёсико? А откуда эта «Каплан» знает про Фюррет? А миллион миллионов? А эти выигрыши? А эти выигравшие? А паспорт? А старик? А Клара? Клара… А Алексей? Стоп! При чём тут сын? Он тут вообще ни причём. Другая проблема… Или что-то есть? Что-то, что… Клара? Вот, вот: ну и где она, твоя шлюха? Откуда он знал? Знал? Знал что? Какая здесь связь? Чушь! Простое совпадение. Или нет? Или ещё что-то есть? До чего я не могу додуматься… Что-то ещё, что? Что-то…»

Тут Мхова словно великаньим пинком сбрасывает с дивана. Страшный крик Даши обламывает тишину дома, бросает в пот, дрожь, панику:

– Папа! Мама!

И ещё с переходом в тонкий визг:

– Па-а-а! а-а-а-а-а!!!

С пистолетом в руке Мхов в три прыжка проскакивает лестничный пролёт до третьего этажа (в голове страшная мысль, что это боевики Супа уже добрались до него, до его дочери), врывается в комнату Даши.

Там, в слабом свете ночника, происходит нечто совершенно не представимое, невозможно дикое. Оседлав лежащую навзничь на кровати Дашу, крепко надавив коленом ей на грудь, Алексей душит сестру; он рычит, пускает слюну, встряхивает вытянувшееся маленькое тело, голова Даши мотается из стороны в сторону как у ветхой тряпичной игрушки.

Мхов с ходу пролетает расстояние от двери до кровати, левой рукой хватает Алексея за волосы, отдирает от дочери, швыряет о стену.

Сын тупо стукается головой, сползает вниз.

Мхов вскидывает пистолет

(«Всё! всё! всё!», – бьётся в голове), с бешенством давит на спуск, целя в радостные глаза.

Но попадает в грудь.

Мхов умрёт, но не сразу. Он ещё увидит вбежавшую заполошенную жену, следом за ней – показавшегося в дверях бледного, осунувшегося, еле волочащего ноги сына, ополоумевшую от страха и боли, хрипящую, заходящуюся в кашле дочь.

И больше никого в комнате.

Потом он уже ничего не будет видеть, а только станет додумывать последние мысли. Он вспомнит, где в реальной жизни он слышал давешние уродские имена – Фюррет, Ноктоул и еще много. Память, ранее усердно блокировавшая детский ужас, теперь, на пороге смерти услужливо соотнесёт виденное и слышанное в далёкой грёзе с нынешним содержанием детского мультика и игры. А ещё он догадается (слишком поздно!), какое отношение друг к другу имеют две его проблемы, «производственная» (непостижимые выигрыши – мистические выигрывающие и в итоге – смерть Клары) и семейная (кошмар с сыном), которые он прежде разделял, и которые теперь, наконец, сошлись в точке выстрела.

Он поймет, что гадское колёсико, чьи останки нашел сын и прокрутил в своей «машине времени», докатилось, благодаря этому, до него самого теперешнего. Что его несчастный сын ни в чём не виноват, а это он сам, 12-летний, поразительно похожий (как это не пришло ему в голову!) на своего 12-летнего сына, вернулся вслед за ущербным колёсиком, чтобы отомстить самому себе за это самое колёсико и наполнить жизнью свои тогдашние фантазии. Вдобавок проклятое колёсико показало дорогу к нему тем самым «разведчикам», «разрыхлителям почвы» – нынешним героям детских мультфильмов, которым он задолжал дурацкие миллион миллионов. И они пришли получить с него, используя при этом своё умение (кто бы знал!) превращаться в как бы людей .