Лют - Дженнифер Торн Страница 46

«Говорят, лишь через много лет после захвата Британии Цезарем римский легион наконец достиг Люта. – Рассказывая, он продолжал наполнять пивные кружки, что меня впечатлило. – На всем пути римлянам пришлось возводить инфраструктуру: длинные ровные дороги, виллы, бани, храмы, посвященные их богам, и, кроме того, время от времени подавлять восстания бриттов. Добравшись до острова, римляне ожидали сопротивления и от жителей Люта, однако, к их полнейшему удивлению, местные устроили им радушную встречу. И никакого оружия!

Можете себе такое представить? Усталым от битв воинам, готовым к очередному кровопролитию, предложили угощение, музыку, крышу над головой и ложе для сна. Какое громадное облегчение, должно быть, они испытали. Наверняка в последующие месяцы римляне взялись за окультуривание кельтов, хотя, возможно, и нет. Мне нравится думать, что они просто наслаждались приятным долгим отдыхом. А потом наступил День «Д». – Когда Иэн это произнес, все затаили дыхание. Помню, в пабе воцарилась такая тишина, будто из помещения выкачали весь воздух. – В те времена, две тысячи лет назад, ритуалы проводились жрецами-друидами, и принести себя в жертву считалось великой честью, наградой. Люди просили об этом. Я слыхал, что у кельтов свою жизнь отдавали вожди и на острове был похожий обычай. Богам отдавали дань – жизни семерых добровольцев, по одному за каждый благословенный год. В ночь накануне жертвоприношения устраивали пир, рано утром добровольцев поили отваром успокоительных трав, а затем процессия направлялась через весь остров к жертвенному камню… И вот думаю я об этих бедных римлянах. – Иэн со смехом отстранился от барной стойки. – Празднество, должно быть, пришлось им по вкусу, и наутро они испытали замешательство, увидев, что все идут в дубовую рощу. Им приходилось видеть такое и прежде: в Галлии, в Германии, – и они четко знали, как должны действовать. Человеческие жертвоприношения – варварская традиция, для римлян это неприемлемо, попросту недопустимо. Поэтому, немного сонные после вчерашнего пира, чуточку помятые воины облачились в доспехи, нацепили оружие и двинулись к роще, вознамерившись положить конец дикому обычаю. Говорят, они перегородили вход в рощу. Выставив мечи и щиты, они встали в небольшую фалангу, плотно сомкнутый строй, и никто в точности не знает, как все вышло, – будто само собой». Об этом вообще никто ничего не знает, – подумала тогда я, пряча усмешку.

«Кто-то попытался прорваться. Римлянин ему помешал. В мгновение ока завязалась драка. Словно брошенный самими богами, упал меч; копье, призванное разогнать толпу, воткнулось в землю, а когда возобладал разум и все расступились, семеро оказались мертвы, и их кровь окропила вереск. Это были вовсе не те, кто готовился принести себя в жертву, а случайные люди, мужчины и женщины, пронзенные клинками. Одного римлянина придавило его же щитом. – В этом месте Иэн пожал плечами – дескать, прихоти судьбы, а после его лицо скорбно вытянулось. – Погиб ребенок. Его затоптали насмерть».

Зал наполнился печалью, до того ощутимой, что она пропитала и меня. Это больше не напоминало урок истории.

«Вот так вот. Нравится вам или нет, а Лют забрал свою семерку. Жрецы подчинились воле острова, и римляне, и все остальные. Сопротивляться не имело смысла. Дань была назначена, и с тех самых пор только Лют решает, кому и как суждено умереть».

После паузы, короткой, как удар сердца, я спросила: «А что стало с римлянами? Их изгнали с Люта?» Иэн рассмеялся: «Нет! Предположительно, мы тоже на какую-то часть римляне. В моей Дженни до сих пор течет горячая итальянская кровь». Закатив глаза, Дженни отвесила мужу подзатыльник.

В ответ на мой озадаченный взгляд Хью пояснил: «Легионеры смешались с местным населением. Отказались от статуса граждан Рима».

«Проведешь на острове День «Д» – и будешь одной из нас», – сказала тогда Джо.

Стискиваю кулаки, гляжу по сторонам. Салли намывает крыльцо. Мне хочется крикнуть, чтобы она прекратила свое занятие, убралась с места преступления, прервала чертову работу хотя бы на пять минут, но я вдруг понимаю, что ей просто необходимо все отчистить. Скрипя зубами, она трет ступеньки. Помощи от меня Салли не примет, поэтому я остаюсь снаружи и наблюдаю за ней, не забывая держать в поле зрения детей. Я контролирую каждый их шаг, слежу, чтобы они не приближались к краю лужайки, где остров заканчивается обрывом; слежу, не упадет ли с дерева ветка, не кружат ли в небе птицы, нет ли угрозы от случайных острых предметов – кажется, я перебрала все опасности, но все еще напряженно пытаюсь вспомнить, не упустила ли чего. В конце концов я заставляю себя создать вокруг Чарли и Эммы воображаемый защитный купол, просто чтобы немного отдышаться. Нельзя их подпускать к тем кустам боярышника. Гневно смотрю на заросли, трепещущие на ветерке под лучами солнца. Тень боярышника постепенно наползает на лужайку, словно огромный кулак. Дети вволю набегались и теперь сидят на травке подле меня. Чарли теребит подол моего сарафана, Эмма уложила головку мне на колени, я перебираю ее теплые влажные кудряшки и ловлю себя на мысли, что следующей могу стать и я. Насколько бы проще все было, если бы жребий пал на меня… Мысль мало того что эгоистичная, так еще и глупая. Впереди еще три смерти, может статься, ими окажемся и я, и дети, даже не считая Хью.

Мой муж, лорд Тредуэй, по-прежнему смотрит в арочное окно на втором этаже. И пускай сейчас его темный силуэт не виден, а шторы неподвижны, я чувствую, что он там, и во мне поднимается волна горечи. Жаль, что он отказывается спускаться; после всего, что я о нем узнала, мне бы рассмотреть его получше, убедиться, что передо мной тот же человек.

Не хочу опять оставлять детей и не хочу лишний раз перемещать сына с дочкой без нужды. По этим испачканным ступенькам я их не поведу. Только не сегодня. Господи, да, может, и вообще никогда.

Мысли крутятся вокруг Мэтью. Не знаю почему. Надо выкинуть его из головы. Понятия не имею, где он в эту минуту, придет ли к нам вечером или вернется в свое жилище отшельника, чтобы в тишине и покое разглядывать те самые фотографии, и это меня раздражает. Я полагала, что, узнав обо всем, почувствую себя лучше, чище, но мне только хуже. Внутри у меня все ноет, и я не нахожу себе