Коллектив авторов - Культ Ктулху (сборник) Страница 46

– Эти световые тентакли! – пищал мне прямо в ухо Тревис. – Они наверняка идут от мозга земли и через всю планету, как мышцы!

– Да, теперь мы знаем, как получаются подземные толчки и землетрясения! – пропищал я в ответ.

А щупальца тем временем поднесли нас поближе к мозгу. Ты можешь себе такое вообразить? Да, световое яйцо держало нас щупальцем и изучало, как человек мог бы изучать троих крошечных насекомых, которых он на себе даже не замечал – пока они вконец не обнаглели.

И его сокрушительная воля никуда не делась – она все так же просвечивала нас насквозь, давила со всех сторон, частично узурпируя нашу волю и разум. Я был не просто Кларк Лэндон, но вдобавок еще и часть державшего меня земного разума. По странному, нечеловеческому выражению лиц Тревиса и Скила я знал, что и они испытывают то же самое.

Жалкие дела и мнения Кларка Лэндона мне были больше не интересны. Сознание мое перепрыгнуло от его мелких забот к вещам, бесконечно более масштабным. При этом каким-то фрагментом себя я понимал, что так поступил не я сам, а некое отражение или эхо земного разума, проникшего в меня.

Как мне описать свои чувства? Я словно бы действительно влился в это колоссальное сознание, думал его думы и воспринимал происходящее, как он. Мой разум обитал уже не в крошечном организме, состоящем из костей, коллоидных частиц и кровяных телец, но в огромном теле, наделенном совершенно иной, непривычной жизнью. Как будто мое тело – вся планета с ее каменным скелетом и кровотоком из жидкого огня, омывающего внутренности. И все бесчисленные множества обитающих на мне жизненных форм, водных и сухопутных, не имели для меня, занятого собственными великими делами, ни малейшего значения.

Я, земной разум, а вовсе не Кларк Лэндон, восседал ныне на своем престоле в расположенных на вершине мира палатах. Отсюда я осознавал все свое огромное тело с той же легкостью, с какой человек осознает свои руки и ноги – ибо в него проникали мои световые щупальца, проникали до самых дальних уголков, и при помощи их я мог совершать произвольные движения любой его частью.

Вот я пошевелил одним из этих могучих мускулов, и ответом стал страшный подземный толчок на другой стороне земли! Вот сократился другой, и где-то с гор сошла лавина! Обитающие на мне крошечные существа не вызывали у меня ни малейшего интереса – даже когда гибли тысячами от очередного телесного движения.

Ибо ни я, ни мое планетарное тело не пребывали в покое – мы непрерывно двигались! Мы неслись на немыслимой скорости сквозь бесконечное пространство, и в его далеких глубинах я сознавал присутствие других живых планет – кто-то был больше меня, кто-то меньше, но все – живые, той же исполинской жизнью, что и я, и каждая – со своим собственным великим разумом.

О да – и от этих планет через пустоту ко мне приходили послания. Природу подобной коммуникации я, Кларк Лэндон, даже отдаленно представить себе не мог, но она была постоянной и непрерывной – фантастический разговор одной живой планеты с другой через просторы космоса, обмен мыслями, намерениями…

Потому что в том, как я и прочие могучие разумы несли свои тела через вселенную, было совершенно определенное намерение. Мы двигались не случайно, не наобум, но осознанно, преднамеренно, вместе с немыслимой четкостью следуя какому-то общему замыслу, некоему геометрическому танцу живых планетарных сущностей сквозь мировое пространство.

И вот так, причащаясь до некоторой степени этим надчеловеческим смыслам и целям планетарного разума, я ощущал и его отношение к самому себе, к Кларку Лэндону, а с ним к Тревису и Скилу – беспомощным, взятым в плен созданием ужасным и таинственным сверх всякой меры. Я был тем, кого изучали, – и тем, кто изучал.

А все дело в том, что этого изучающего никогда ни в малейшей степени не заботили микроскопические обитатели его кожи – за исключением тех редких случаев, когда они неосторожно приближались к вместилищу его сознания. Тогда он просто стряхивал их, отгонял, шевеля той или иной частью тела.

Но вот нашлись эти трое, которых не вышло стряхнуть; которые с безмозглой дерзостью проникли в его жилище, куда до сих пор не было доступа никому. И вот он – то есть я – так удивился их неожиданной и беспримерной наглости, что поймал их живыми и теперь рассматривал. Вот до такой степени мне, Кларку Лэндону, удалось понять его мысли. А еще мне удалось – пока мы с Тревисом и Скилом тщетно извивались в неодолимой хватке светового щупальца – ощутить желание земного разума поближе познакомиться с одним из нас. Поэтому я не удивился, когда новое щупальце выстрелило из основания яйца и, взяв, Скила, подняло его в воздух, поближе, оставив меня и Тревиса плененными на полу. Перестав бороться, мы в каком-то оцепенении наблюдали полет Скила к сияющему яйцу. Его свет, кажется, пронзал нашего друга насквозь, пока щупальце поворачивало его так и эдак, словно беспомощную куклу.

Я знал, что Скила пристально изучают, потому что любопытная раздвоенность ума, благодаря которой я был сразу и Кларком Лэндоном, и земным разумом, все еще сохранялась. Я смотрел на моего товарища снизу, и я же с небрежным любопытством разглядывал мельчайшее существо, поднеся его поближе к глазам. И это я, земной разум, вытянул еще одно световое щупальце, чтобы схватить этот крошечный кусочек жизни.

А потом в алой вспышке ужаса я вдруг перестал быть земным разумом, и остался только Кларком Лэндоном, который истошно орал хором с Тревисом и бессильно махал на светящееся яйцо ручонками – потому что эти два щупальца только что мимоходом разорвали тело Скила пополам!

Щупальца держали два красных комка рваной плоти и костей, а царственный овоид изучал их с тем же спокойствием и бесстрастием, с каким человек мог разорвать какое-нибудь насекомое и потом рассматривать его внутреннюю структуру.

– Скил! – яростно кричал Тревис, перекрывая непрестанный мягкий гул. – Этот монстр убил Сскила!

– Он его препарирует! – вторил я. – Я убью проклятую тварь! Я ее убью!

Я отчаянно заизвивался, пытаясь дотянуться до пистолета у себя на поясе, но щупальце держало нас с Тревисом так крепко, что мне не удалось двинуть рукой ни на дюйм.

Земной разум между тем продолжал разглядывать разорванное тело нашего друга. Краски все так же менялись и плыли внутри него; звуки все так же слитно гудели; могучая воля осязаемо затопляла нас, даря странное ощущение единства с этой чудовищной сущностью. Однако даже это неодолимое присутствие теперь затмевалось во мне неистовым гневом – нашего давнего товарища только что безжалостно убили прямо у нас на глазах! Тревис и я пищали в адрес овоида самые жуткие угрозы; разумеется, он обращал на нас не больше внимания, чем человек – на грозно шевелящего усиками муравья у себя под ногой. А потом он разорвал останки Скила еще на несколько кусочков. Порассматривав их еще пару секунд, он бросил их на пол, и те же два щупальца прянули к нам с Тревисом.