Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи Страница 46

Словом, реб Хаскель и до того ел за обе щеки и пил в три глотки, а тут и вовсе приналег. И ежели поначалу он стеснялся, то, выпив еще пару рюмок чудо какой крепкой и сладкой водки (а может, и не пару, а три-четыре или даже пять-шесть), взялся за яства всерьез. И странное дело — вроде бы и ел он много, а вот чувство голода никак не проходило и, даже напротив, усиливалось. Будто в прорву летели кушанья. Хаскель немного подивился этому, но особо морочить себе голову не стал.

И вот, пододвигая к себе блюдо с пирожками, случайно уронил он один пирожок на пол. И надо ж было такому случиться, что не абы какой пирожок, а тот самый, на который он давно уже нацелился: пышный, румяный, с поджаренной косичкой по краю. Реб Хаскель мигом нырнул под стол, схватил пирожок и только хотел на место вернуться, как вдруг взгляд его упал на ноги соседа — того самого сандака, имени которого Хаскель не расслышал, неторопливого благообразного пятидесятилетнего мужчины, с пышной седой бородой и румяным круглым лицом.

Так это он сверху, над столом был пятидесятилетним мужчиной! А снизу, под столом… Не дай Бог кому-нибудь когда-нибудь увидеть то, что увидел реб Хаскель. Ибо увидел он, что у того мужчины, если еще можно называть его так, вместо ног из шаровар торчали огромные птичьи лапы с кривыми когтями. Реб Хаскель от неожиданности стукнулся головой о столешницу. Огляделся он по сторонам — и сердце у него застучало так громко, что он сам едва не оглох: у всех гостей, весело пировавших за столом, вместо ног были чудовищные птичьи лапы, покрытые толстой синеватой чешуей, увенчанные кривыми и острыми когтями. Один удар такого когтя мог бы распороть живот человеку.

Хаскель так и уселся было на пол, но вовремя сообразил: заметь кто-нибудь, что он увидал под столом, и несдобровать несчастному моэлю. Может, иные всю жизнь живут и не знают, у кого вместо ног бывают птичьи лапы. Но наш моэль знал это прекрасно: кроме как у чертей да бесов, таких лап быть не может ни у кого. А нечисть, понятное дело, попавшегося ей человека постарается не выпустить. «Ошер Медник… Ош… Мед… Аш-Мед! Ашмедай! — едва не воскликнул вслух Хаскель. — Вот он кто на самом деле! Ашмедай! Отец всякой нечисти!»

Тут он кстати вспомнил, что не видел во время бриса ножки обрезанного им младенца. Были они, эти ножки, от колен и ниже укутаны чистой байковой пеленкой. И почему-то именно это воспоминание испугало Хаскеля более всего на свете. Больше даже, чем мысль о чертях, с которыми он пировал за одним столом. «Как же так, — подумал он с ужасом, — ведь я призвал благословение Творца на этого нового дьявола… Не будет мне теперь ни прощения ни спасения…» И сердце его застучало как бешеное.

Выбрался Хаскель осторожно из-под стола с несчастным пирожком в руке, сел на свой стул и замер. Аппетит его, вполне понятно, остался там, внизу. В самом деле, какой там аппетит, когда надо придумать, как бы поскорей унести ноги от этой чертовой оравы. Не лез ему больше кусок в горло. Сел Хаскель Сандлер на свое место и тяжело задумался. При этом взглядом он блуждал по сторонам, словно в поисках выхода.

А надо сказать, что дверь в залу соседнюю из залы пиршественной была распахнута настежь. И там тоже был накрыт стол, а за столом сидели женщины. Чертовки, как понимал теперь Хаскель. И вот прямо напротив него оказалась молодая женщина, смотревшая на моэля с грустью и сочувствием. А сама женщина была необыкновенной красавицей. В другое время Сандлер от одного взгляда на этакую красоту забыл бы обо всех бедах и несчастьях. Что греха таить: был он по молодости весьма влюбчив, да и сейчас еще нет-нет да и заглядывался на красивых женщин, изредка забредавших в его лавку. Правда, заигрывать с ними он решался только в отсутствие Ривки.

И вот сейчас, несмотря на охвативший его страх, не мог наш моэль не отметить тонкие черты незнакомки, изящный ее наряд и манеры, а главное — тот самый сочувственный взгляд, с которым красавица смотрела на несчастного гостя. Словно сказать хотела: «Ах, реб Хаскель, как же это вы так попались? Сочувствую я вашему несчастью, очень сочувствую. Вы мне глубоко симпатичны, реб Хаскель, и у меня прямо сердце разрывается, когда на вас гляжу».

Тут Хаскеля отвлек его сосед-сандак, предложив выпить и наполнив его стакан водкой ровно наполовину. Хаскель вымученно улыбнулся, но делать нечего — поднял стакан и сделал пару глотков.

И тут почувствовал, как кто-то коснулся слегка его плеча. Обернулся Хаскель — а перед ним давешняя красавица. Он и вытаращил глаза. А красавица вдруг говорит ему негромко:

— Ах, реб Хаскель, как же это вы так попались? Сочувствую я вашему несчастью, очень сочувствую. Вы мне глубоко симпатичны, реб Хаскель, и у меня прямо сердце разрывается, когда на вас гляжу.

Ну, то есть, сказала слово в слово то, что Сандлер подумал. У моэля нашего в голове окончательно помутилось. Всхлипнул он, а красавица ему говорит, еще тише, в самое ухо:

— Идите-ка за мной, реб Хаскель, я вас отсюда выведу. Я и сама здесь случайно оказалась. Да вы не волнуйтесь. Я уж слугам приказала подводу вашу приготовить, стоит она прямо у черного хода. Вы идите за мной прямо след в след, тогда вас никто не увидит.

Тут появилась у нашего моэля слабая надежда на то, что, может быть, еще и выберется он из этой передряги. И унесет отсюда не только ноги, но и деньги. Встал он из-за стола и послушно зашагал за незнакомкой. А та словно не шла, а легко плыла по зале к выходу. И вот ведь удивительное дело! Шел Хаскель за нею, навстречу без конца попадались обитатели Старой усадьбы, а все они смотрели словно сквозь моэля, самого его не замечая. Похоже было, что и правда знала красавица какой-то секрет спасительный.

Так, шагая за нею след в след, выбрался Хаскель Сандлер из дома на высокое крыльцо. А рядом с крыльцом и впрямь стояла его подвода, и Лентяйка громко фыркала, ожидая хозяина.

А вокруг царила глубокая ночь. Над горизонтом висела только что взошедшая тусклая луна.

«Боже мой! — потрясенно подумал Сандлер. — Сколько же я тут пробыл?..»

Лентяйку держал под уздцы здешний конюх. Реб Хаскель испугался было, что тот при виде его кликнет хозяина, а то и что похуже учудит. Но нет, так же, как гости в зале, конюх равнодушно глянул сквозь моэля. Зато перед красавицей он подобострастно склонился.

— Ступай, Цудрейтер[28], — сказала она, и Хаскель, несмотря на страх, подивился странному имени, так точно подходившему к глуповатой физиономии конюха. — Ошеру скажи: у меня еще дела есть сегодня. Завтра я его навещу.

Конюх убежал.

— Садитесь же, реб Хаскель, — нетерпеливо сказала красавица. — Садитесь, и удачи вам. А то ведь скоро хватятся, тогда не уйти… — И повторила еще раз: — Как же это вы попались?