Чарльз Уильямс - Тени восторга Страница 46

Роджер вдруг узнал лежащего на диване. Он резко повернулся к Консидайну.

— Это ведь Нильсен? — спросил он.

Консидайн кивнул и обратился к наблюдавшему за мертвым:

— Никаких перемен?

— Никаких, сэр, — сказал тот. — Он не шевелился и не дышал.

— Прошло семь дней, — рассеянно сказал Консидайн и подошел к дивану, на котором лежал мертвец. Роджер последовал за ним, сердце его билось быстрее обычного. Чего… чего здесь ждут?

Казалось, Консидайн почувствовал невысказанный вопрос. Он произнес, все еще глядя на Нильсена:

— Мы ждем результата.

— Вы ждете, что он оживет?

— У него сильный дух, — задумчиво ответил Консидайн.

Он опустился на колени и внимательно посмотрел в глаза мертвеца. Роджер ждал, беспокойство его с каждой минутой росло. Этот человек страстно намеревался преуспеть в своей задаче, он собирался жить. Могла ли такая высокая и сильная цель нарушить законы, которые раньше преступали только боги и их сыновья? Лазарь, как гласит легенда, был вырван из рук смерти сверхъестественным милосердием, но во власти ли обычного человека победить смерть, победить законы природы? Был ли древний символизм тайн истинен, утверждая обратимость смерти? Было ли само сверхъестественное лишь отзвуком естественного, и могло ли в нем крыться нечто более того, что содержит естественное? Роджер вздрогнул. Ему показалось, что по лицу мертвеца прошел трепет. Консидайн замер на коленях и жестом подозвал наблюдателя. Тот быстро подошел и тоже встал на колени. Взгляды обоих сосредоточились на человеке, застывшем в смертной неподвижности. Нильсен был бледен, но эта бледность отличалась от той, что доводилось видеть Роджеру у мертвых. Роджеру показалось, что он опять уловил слабый трепет. «Это транс, это эпилепсия или еще что-то такое…» — лихорадочно подумал он. Но рядом был Консидайн, человек, как казалось Роджеру, не совершающий ошибок, и поэтому он тут же забыл о своих попытках объяснить необъяснимое разумными причинами.

Нильсен собирался умереть, в тот вечер в Хэмпстеде он был настроен очень решительно. Ни о каком розыгрыше речь не шла, человек готовился к серьезнейшему решению в жизни. И теперь его учитель стоял здесь на коленях, пытаясь помочь ученику в эксперименте, на который он сам пока не осмелился, занятый другими неотложными делами. Так в свое время папа помогал святому Франциску в деле более славном, чем то, которое делал сам. Роджер успокоил себя: если человек решился на такое, другой человек может наблюдать за попыткой. Это было его первым испытанием, и он его пройдет. Ему откроется знание, он наполнит себя опытом, кто знает, быть может, однажды и сам он будет лежать на такой же кушетке и ждать подобного… воскрешения?

Это… это началось. Веки отчетливо дрогнули. Взгляд Консидайна сосредоточился на них: он наклонился вперед, словно карауля первый проблеск возвращающегося сознания, готовясь встретить и поддержать его, чтобы оно не угасло снова. Мелкая дрожь пробежала по телу Нильсена. Кто мог сказать в этот момент — тьма или свет сотрясали его. Веки опять дрогнули, Роджер страстно желал, чтобы Нильсен открыл наконец глаза, хотя в них могло плескаться безумие или ужас, равно как сила и величие. А ведь в них могло отразиться и веселье… «весело, весело я заживу…». Нет, это, пожалуй, слишком! Не мог он вообразить такое: смерть, оседлавшая нетопыря и еще хохочущая при этом. Роджер взглянул на Консидайна, и на долю секунды глаза Консидайна вспыхнули в ответ. В них Роджер успел прочитать приказ, ободрение и напряженное ожидание. Он успокоился и стал ждать откровения.

Некоторое время казалось, что все кончено. Тело опять застыло. Роджер вдруг подумал, насколько бессмысленны все эти отвлеченные понятия: нет такой вещи, как смерть, есть лишь мертвые люди и мертвые вещи. Пытаясь смириться с наличием мертвецов, люди придумали для них общее название. Смерть как воображаемая личность могла быть пугающей, но рожденная воображением человека, сама становилась человеком. Но Смерть была совершенно другой. Не стоило поминать ни Азраила,[62] ни какое-нибудь другое бессмертное и бесплотное существо — только мертвые люди и мертвые вещи. «В тебя влюбился демон смерти»[63] — даже поэты пытались придать смерти некий нездешний облик. Впрочем, нет, не всегда: «Но умереть и сгинуть в неизвестность»…[64] и вернуться обратно.

Нильсен пошевелился. Вытянутая рука двинулась, одновременно появилось подобие дыхания. Роджер едва подавил крик. Рука опять дернулась, так слабо, что было различимо лишь мышечное усилие. Что-то изнутри старалось сдвинуть неподвижное тело, и не могло. Слабо затрепетали ноздри, чуть приоткрылись губы. Задергались пальцы.

— Помогите ему, — приказал Консидайн.

Тот, кто дежурил в комнате, тотчас начал действовать. К нему присоединились остальные. Роджер даже не заметил, когда они вошли в комнату, и решил, что их вызвали звонком, едва тело начало подавать первые признаки жизни. Они окружили мертвеца, деловито и без спешки занимаясь чем-то, непонятным Роджеру. Впрочем, он надеялся, что им повезет. Все это время Консидайн почти не шевелился, только освободил место для работавших, все это время глаза его оставались прикованными к закрытым глазам Нильсена, а его воля ждала мгновения, когда сможет объединиться с проявившейся волей умершего.

Однако все усилия оставались напрасными. Роджер не знал, сколько прошло времени. Вдруг он осознал перемену. Лицо Нильсена сначала залила восковая бледность, а потом оно стало стремительно сереть. Даже для непосвященного это означало поражение, почти пойманная удача ускользала из рук. Смерть забрала своего новобранца, несмотря на всю прежнюю видимость, теперь он в самом деле умер у них на глазах. Консидайн жестом остановил своих помощников.

— Смотрите, — властно произнес он. — Смотрите как повелители. Не упустите мгновения, превратите это в победу внутри себя. Эта смерть будет в вас жизнью, почувствуйте ее, вообразите ее, впитайте ее в себя так же, как любое переживание. Живите ею, питайтесь ею и живите.

Он поднялся на ноги и сделал Роджеру знак следовать за собой. Они молча вернулись в холл. Только здесь Консидайн заговорил.

— Теперь отдохните. На этот раз нам не удалось, но мы еще победим, и вы увидите или услышите об этом. Пока же делайте, что можете, чтобы увиденное стало частью вас и вашей воли к бессмертию и победе. Если хотите есть, то вот вам пища. Потом я опять к вам зайду, сегодня мы вряд ли двинемся куда-нибудь. А теперь мне надо навестить короля.

Он кивнул и ушел, и вскоре Кейтнесс, сидевший у постели короля в комнате наверху, услышал, как открылась дверь, и оглянувшись, увидел его у входа. Священник резко встал.