Сергей Софрин - Проект «Асгард» Страница 46

— Или сеть курортных супермаркетов…

— Ни слова больше! — Марина угрожающе сдвинула брови. — Лучше проваливай и возвращайся поскорей — если я не могу тебя остановить, то это еще не значит, будто у меня нервы железные. Мне страшно до смерти! Вдруг тебя поймают или… — она запнулась — вовсе убьют! Что тогда!..?

Девушка поежилась.

— Кстати, о загорелых рыбачках…

Марина опустила руку за ворот футболки и извлекла оттуда какой-то круглый предмет на цепочке. Стянув его через голову, передала Марату.

— Вот, держи на удачу — пускай она тебя не покинет, когда время придет.

— Спасибо. А что это — желчный пузырь белого тигра, забальзамированный в слезах непальских пастушек?

— Сам посмотри.

Он приблизил вещицу к глазам и в мигании проникавшего с улицы люминесцентного света узнал свой перламутровый медальон с золотым карпом, который давным-давно подарил Марине.

— Золотой карп помогает людям в ином качестве. — Улыбнулся Марат. — Притягивает к его обладателю богатство и сулит всяческое процветание. Чешуйки похожи на монетки, а рыбка сия жирна и степенна. Но, если рассуждать логически, то богатство для мертвеца бессмысленно.

Он пожал плечами и с деланным сожалением констатировал:

— Увы. Суждено нам до глубокой старости скучное благоденствие в перманентном достатке…

— Я знала, что ты не дерзнешь сделать меня вдовой, даже не назвав невестой.

Девушка, подойдя к Марату вплотную, обвила его шею руками и, уткнувшись лицом ему в грудь, тихим голосом попросила:

— Только давай не будем целоваться на дорожку, ладно? А то я не выдержу и стану прощаться, будто навек, заплачу — беду накликаю. Ты иди, если по-другому нельзя. Ступай и не оглядывайся. Я тебя вон сколько лет ждала — подожду еще немножко…

— Ты вправду меня… — Начал, было, он, однако Марина, отпрянув, стремительно приложила к его губам раскрытую ладошку.

— Не нужно… Потом… — В ее голосе зазвучало отчаянье. — Да собирайся же, бестолковый — ведь сейчас передумаю и не отпущу!..

В склепе

Лучшее время для лазутчиков и диверсантов — это тихие предутренние часы, когда сморенные всенощным бдением стражники клюют носом, отчаянно пытаясь сфокусировать взгляд на циферблате ручного хронометра, ища в беге секундной стрелки знаменье положенной смены. Тогда караульные наименее склонны анализировать окружающую обстановку, прислушиваться к разным шорохам, ловить отраженные тени, бурчать под нос бодрые мелодии и вовсе не опасаются за собственную неприкосновенность. Они уже погружены в мечты о завтраке и сне. Охраняемая территория кажется им виртуальным пространством, вокруг которого вьются антропоморфные компьютерные злодеи, угрожающие только зависимым геймерам и слабым душою амебам.

На рассвете настоящий титан стражи расслабленно лелеет грядущие сладкие моменты бытия: прозрачные полоски бекона в пузырящемся теле яичницы, спортивный дайджест, цветастый пододеяльник, пульт новой плазменной панели и поощрительную податливость жены, помноженные на последующее безлимитное отдохновение.

Редкие исключения из этого правила несения караульной службы хотя и встречаются, но относятся скорее к психическим аномалиям, чем к хорошим примерам для подражания. Люди ночью должны спать — так их устроила Природа. В ином случае — к утру они соловеют. Все ревностные сторожа страдают синдромом дневной рассеянности и потерей стабильного аппетита. Численность их ничтожно мала, продолжительность активной жизни — плачевна. Посему, спасшие Рим гуси до сегодняшнего момента считаются наиболее надежными инструментами оповещения об угрозе несанкционированного проникновения на объект.

Еще, по слухам, неплохо тут себя проявляют свиньи, но приобщению хавроний к делу мешает их накладный для работодателя пищевой рацион. Содержание штата из десяти человек обходится дешевле, чем прокорм одного годовалого поросенка. Хряк визгливо отклоняет задержку жалования, ему не объяснить тяжесть финансовой ситуации, не предложить подождать банковского перевода и, главное, — свинье все равно, откуда она взята на работу. Даже если ее возить за тридевять земель — придется выкладывать денежки, сопоставимые с теми, что проедают местные кабанчики. Она не признает сверхурочных дежурств и не идет на уступки ради повышения по службе.

Традиционные в прошлом собаки не годятся вовсе.

Привычка псов вечно лаять — нервирует, аллергенная шерсть — вышибает слезу, когти — ранят напольный ламинат, умные глаза — наталкивают на мысль о хитром вервульфе, пристроившемуся к дармовому благоденствию на ниве показной преданности доверчивому хозяину. Греть под крылом оборотня, постоянно ждущего удобного случая вцепиться тебе зубами в горло, нынче рискуют одни военные или заядлые охотники, которые появились на свет с врожденным отсутствием аллергии, раздражительности и брезгливости. Остальным это «удовольствие» недоступно ввиду их просвещенности. Гигиенисты и фармацевты врать не станут — без верных средств буферного предохранения от инфекций и паразитов, псы калечат судьбы своих владельцев почище бубонной чумы или купания в необорудованном водоеме.

Отлично зная эти обстоятельства, Марат выбрал для посещения Монастыря именно предрассветный час. Наполненный серой мглой и неверным мерцаньем краткий интервал времени, в который неуловимые ассасины — профессиональные убийцы горного замка Аламут — входили в покои и шатры к своим жертвам, чтобы вонзить в их сердца длинный кинжал с золотой рукоятью. Разящую визитную карточку Старца Горы, родоначальника ордена терминаторов-фидаинов.

Расплатившись с таксистом на подъезде к некрополю, Марат пешком пробрался через некое подобие парка к границе кладбища и, едва не угодив ногой в дренажную канаву с протухшей водой, начал потихоньку взбираться на кирпичную ограду.

Многослойный сурик и штукатурка с шелестом посыпались вниз, предательски обнаруживая его намеренья. За стеной тотчас ехидно захохотал филин. В ответ птице хрустнул пластик, за ним послышался топот маленьких лап. Наверное, от близлежащих могил ретировался местный матерый ежик.

Сверху, со стены никакого обзора не было. Низкая над горизонтом луна в последней четверти сияла белой галогенной лампой. Длинная тень, отбрасываемая высокой преградой, смешивала предметы, стволы деревьев и кусты в общую массу, обедняя ночную цветовую палитру до единственного серо-зеленого оттенка. Вниз пришлось спускаться медлительно и осторожно, чтобы не сесть прямиком на острые стальные пики какого-нибудь межевого изделия или не повиснуть на завитушке могильного креста.