Николай Шпыркович - Злачное место Страница 48

— Адреналин. — Видя, что, Артем по-прежнему смотрит на него, Старый вздохнул:

— Артем, тебе надо учиться. Ты хороший боец и товарищ, но…, чем дальше, тем больше напоминаешь мне какого-нибудь Виннету, а, опять вот… Понимаешь — есть вещи, которые обязан знать любой человек — вне зависимости, кто он по профессии — просто для того, чтобы уметь общаться с разными людьми. Есть список книг, обязательных для прочтения любым человеком — и даже сейчас он необходим. Сейчас — даже больше чем прежде. Иначе уже твои дети будут поклоняться духам ветра и воды, а внуки — выть на луну. Видя, что щеки у Артема вспыхнули, он примирительно положил руку ему на плечо:

— Не обижайся, пожалуйста. Тем более, твоей вины в этом нет — ни в Херне, ни в том уровне образования на селе, который устроили наши начальники, до нее. И, скажу я тебе, масса людей гораздо образованнее тебя, то есть, так они сами про себя думали, богаче и старше тебя — тоже не ответили бы мне, кто такой Виннету — хотя стреляли они куда хуже, чем ты. А самое главное — это поправимо, учиться можно в любом возрасте. Мой отец рассказывал, что его отправляли учить семидесятилетних стариков грамоте — и люди под конец жизни выучивались читать и писать! А для них это было куда как труднее, чем для тебя.

Тем временем, они догнали ушедших вперед Дмитрия и Крысолова.

— Это что же, — спрашивал Крысолов, — значит, когда мы всякими "Сейфгардами" и "Протексами" руки и детей мыли — мы тем самым микробов- "мутантов" "воспитывали"?

— Именно. На Западе, кстати, этот самый триклозан не только в мыло добавляли, но и в синтетические моющие средства и даже в кухонные разделочные доски — пока не спохватились — чего это инвалиды и пожилые с ослабленной иммунной системой резко мереть стали, несмотря на то, что у них такая крутая защита в виде триклозана? А здоровая чистая кожа, между прочим, и так убивает через полчаса 90 % всех болезнетворных микробов. Ну, ладно — тут перестали таким мылом мыться — и всех делов. А в больницах как? Все старые врачи с ностальгией вспоминали времена, когда самая крутая пневмония лечилась однократным введением 100 тысяч единиц пенициллина. Уже когда я учился — меньше чем по миллиону четыре-шесть раз — мы инфекцию не бороли. А потом и вовсе перестала она на пенициллин реагировать. Пришлось чего покруче выдумывать — микроб и к этому приспособился. Дальше — еще круче антибиотик — еще более устойчивые штаммы, еще более высокие цифры смертности, когда эта дрянь, суперустойчивая ко всему на свете начинала "резвиться" в отделении интенсивной терапии. Я сейчас вообще крамольную и жуткую вещь скажу: когда на нас вирус этот свалился — он нам отчасти и услугу оказал. Не будь его — так бы и шла эта "гонка вооружений", которую мы безнадежно проигрывали. Читал, перед самой Херней — лет десять нам оставалось еще, по прогнозам — после этого большинство штаммов болезнетворных микроорганизмов стали бы устойчивы ко всему… Человечество просто не успело бы, с такой скоростью нарабатывать новые антибиотики, с какой микробы к ним бы приспосабливались. И вместо Зомбопесца — получило бы Чумно-холерно-туберкулезно- и-чего-то-там еще песец. Смертность, возможно, была бы не ниже нынешней. В Смоленске, по крайней мере, из всего города — пятеро после чумы осталось. Главное, фармацевтические фирмы не очень то и заморачивались насчет выпуска новых антибиотиков — человек потребляет его несколько дней — а потом либо выздоравливает, либо помирает. Куда как выгоднее, какой нибудь антидепрессант, выпускать, который потребитель будет месяцами жрать, ну на худой конец — от гипертонии лекарство или от сердца. Ну, и плюс, сейчас нам в борьбе с внутрибольничной инфекцией — вирус помогает. За исключением того самого случая с остеомиелитом, ну, говорил я вам, руку рубанули они, помните? Так вот — все остальное встречается редко. Но: обнадеживает тот факт, что в последнее время случаи такие встречаться стали чуть чаще.

— Обнадеживает? — недоверчиво спросил Крысолов. — А какая тут, нахрен, надежда, если мы и зомбироваться будем, и от инфекции умирать?

— Как говорил товарищ Ломоносов: "… если чего-то в одном месте убудет, в другом обязательно прибудет…" — достаточно корректно сформулированный закон сохранения массы и энергии, между прочим, а если серьезно: на мой взгляд, рано или поздно — но вирус станет гораздо менее опасным. Он ведь тоже, скорее всего, мутант — думаю, искусственно выведенный где-нибудь в лаборатории. И, как любой мутант, в естественной среде он проиграет естественному окружению. Уже сейчас бактерии, научились сосуществовать с ним, и потихоньку приспосабливаться. Мало-помалу они смогут выживать с ним, затем — жить. А потом загонят этот вирус в глухое подполье. Есть мнение, что половина нашей микрофлоры, когда-то была жутко патогенной. А сейчас — ничего — живет скромно так, и ничем себя не проявляет, разве что в самых пиковых случаях, а так — просто нормальный симбиотизм. Я думаю, что и с вирусом — как ты его, "шестерка"? называешь — будет то же.

— Так к этому природа и человек миллионы лет приспосабливались… — с сомнением сказал Крысолов.

— А за сколько лет те же микробы к антибиотикам приспособились, за пару десятков? — резонно просил Дмитрий. — Или вон тот случай с радиотрофной плесенью — прямо в Чернобыльском реакторе вырос грибок, для питания использующий радиоактивное излучение. Где, в каких закромах, природа его для такого случая держала? Или то озеро в США, на месте выработки старых шахт, в котором концентрация солей металлов настолько высока, что опустившиеся на его поверхность птицы сразу дохнут — и одновременно с этим, там размножилась какая-то слизь, преспокойно хавающая эти самые соли и перерабатывающая их в безвредные соединения. Перед Херней появились земляные червяки, жрущие мышьяк, свинец и кадмий на свалках — и им было хоть бы хны. Помяни мое слово — то же будет и с "шестеркой". Тот же остеомиелитник — он помер, в итоге, но знаешь, когда зомбанулся? — только спустя двадцать минут! Я сам по монитору отслеживал — не было у него ни сердечной деятельности, ни дыхания — а он был, как ни странно — мертвый. Обычный мертвый. Не зомби, а как раньше. Потом зомбанулся все равно, правда, но сам факт! Природа сама справится со всем этим — главное — не мешать ей в этом. А мы, в общем-то, как и всегда — именно этим и занимаемся.

— Это каким еще образом? — изумленно поднял бровь Крысолов.

— Да тем самым — что мы сейчас на заводе этом делаем? Антипротозойные средства. А именно в трихомонадах живут наши будущие спасители. Там ведь сейчас не только гонококки обретаются, но и много чего другого научилось жить. Самый настоящий Ноев ковчег. Лично я думаю, что бактерии, ответственные за разложение и будут теми самыми спасителями — поскольку они наиболее от "шестерки" пострадали. Да, рядом с ними живут и другие микроорганизмы, те же возбудители газовой гангрены, они нас гробят — пока, но параллельно все время "точат" защиту "шестерки" — и думаю, уже через несколько десятков лет найдут, как с ней справиться. А то, что кое-кто за это время и помрет из всей популяции — так итоговая цена не слишком велика за возможность п р о с т о умереть, не доставляя остальным хлопот. Главное, им нужна защита сейчас, потом, наверняка, те микроорганизмы, которые будут "давить" шестерку, как она сама сейчас "давит" их, смогут жить и просто так, без трихомонадного "скафандра". А мы им не даем окрепнуть — убиваем их единственную защиту — только для того, чтобы иметь безопасный секс.