Александр Птахин - СУРОВАЯ ГОТИКА Страница 48

– Дайте ему напился, в конце-то концов! Есть тут хоть один нормальный врач? Или нас пригласили посмотреть, как он публично скончается? – решительный человек протянул Саше стакан с водой.

Круглов тоже принялся сдержано возмущаться:

– Действительно – почему его лечит психиатр? Владимир Митрофанович – доложите нам – что в Н. нет инфекциониста – или хотя бы просто терапевта? Вы лично за жизнь и здоровье товарища Баева теперь отвечаете! Вы это осознаете? – Корнев закивал и вытер клетчатым платком выступивший пот, – А вы что молчите, гражданин Борменталь?

Борменталь ответить не успел. Саша наконец напился, мелко клацая о край стакана зубами и все еще не отпуская Круглова, сдавленным голосом пролепетал:

– Я хотел бы… хотел… в присутствии… Сергея Никифоровича… и остальных товарищей… которым я благодарен… за то… за то, что нашли время меня посетить… и не зная своего будущего… – Сашу снова напоили водой – на это раз Хомичев. Круглов наконец вырвался из цепкой Сашиной руки, и отошел подальше от кровати заразного пациента – к окну.

– Просил бы засвидетельствовать… мое добровольно сделанное заявление… – у Прошкина замерло сердце. Да и остальные гости напряженно замерли.

– Завещание? – выдохнул Круглов.

– Я… с медицинской помощью… – неуверенно продолжал бормотать Саша, – надеюсь прожить еще некоторое время… Это скорее дарст… дарственная… должно называться, – он отдышался после длинного предложения и хотел продолжать.

– Не спешите, Александр Дмитриевич, – спокойно попросил все тот же высокий мужчина, – мы вас внимательно слушаем!

Саша, несколько приободрившись, и уже чуть погромче, продолжал:

– У меня есть некоторая личная собственность… В которой я совершенно не нуждаюсь… посколь…- он шумно сглотнул, – мне предоставлена государственная квартира. Я хотел бы что бы согласно последней воли моего дедушки… профессора фон Штерна, его дом – который я унаследовал – был передан для организации музея атеизма… Со всем имеющимся там имуществом… А так же, что бы мое пожелание приобрело официальную, нотариально заверенную форму, а Влади… Владимир, – Баев снова принялся страдальчески пить воду, – Владимир Митрофанович предпринял необходимые меры к обеспечению сохранности находящегося там имущества до момента передачи сооружения…

Саша обессилено откинулся на подушки, обескураженный Корнев пообещал в кратчайшие сроки подготовить нужные документы и доставить Саше вместе с государственным нотариусом на подпись. И присовокупил:

– Я уверен, что Александр Дмитриевич скоро поправится, и для окончательного восстановления здоровья ему потребуется… смена обстановки… Как вы полагаете, Георгий Владимирович?

– Возможно, – с сомнением пожал плечами Борменталь, и добавил, – Александр Дмитриевич утомился… Ему необходимо отдохнуть, что бы… избежать дальнейшего ухудшения состояния и выяснить причину этого явления…

– Ухудшение состояния? – строго спросил Корнев у Борменталя, Станислав Трофимович при этих словах побледнел так, что стал выглядеть даже хуже Баева.

– Безусловное ухудшение, – Борменталь скорбно кивнул, Корнев снова вспотел и полез за платком.

– Вы, Станислав Трофимович, – доносился до Прошкина голос выходившего Круглова, уже из коридора, – тоже будете ответственность за случившееся нести… Да видел уже их работу, и вашу тоже видели! Пусть хотя бы этот проклятущий дом оцепят… По камню перебирают… и знать даже не хочу… не мне, не мне будите докладывать – руководству, лично…

Многочисленные именитые гости направились к выходу, а высокий и решительный мужчина задержался, пользуясь всеобщей суетой, подошел к Саше, наклонился над ним, пожал руку, и даже успел обменяться с больным парой фраз, только потом присоединился к остальным посетителям, покидавшим палату. Корнев вышел вместе со всеми.

Дверь скрипнув закрылась. Шаги стихли в коридоре.

Баев вылез из-под одеяла, потянулся, сел, попрыгал на пружинистом матрасе, взял с тумбочки яблоко, откусил, сунул ноги в тапочки, встал и подошел к окну. Хомичев захихикал почти истерично, а Борменталь тихо присел на пустовавшую соседнюю кровать и стал пить остаток «Боржоми» прямо из бутылки… Действительно – состояние Сашиного здоровья совершенно не поддавалось ни медицинскому контролю ни логическому анализу!

– Сука! Мерзкая лицемерная тварь! – глухо сказал Баев и швырнул огрызок в открытое окно. Прошкин собственными глазами увидал как он звонко стукнулся об переполненный нулями номер отъезжающей машины с высокими руководством. Да, действительно – товарищ Баев никогда не промахивался. Никогда.

21.

Субботский и Прошкин ужинали – если это слово можно применить к процессу заглатывания вареной в мундирах картошки и такого же лихорадочного всасывания томатного сока. Времени на полноценный прием пищи у них не было совершенно: оба заскочили домой буквально на минуту – Прошкин по пути из больницы на совещание к Корневу – тот должен был вот – вот возвратится, а Субботский – хотел переодеться и поесть в перерыве между научными изысканиями.

Ерзая за столом под бременем тяжелых мыслей, Прошкин напряженно прислушивался к шуршанию, исходившему казалось от него самого… Нервная система совершенно расшатана! Его, а не Баева, в пору на курорт отправлять! Но все же – для профилактики шизофрении – похлопал себя по карманам, и обнаружил вполне рациональный источник звука – Сашин рисунок, который он поспешно снял с двери палаты, да так и не успел выбросить. Разгладил смятый листок…

Крупные черты лица, выступающие скулы, длинный нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, залысины на лбу и при этом довольно длинные волосы сзади, неприятно раздвоенный подбородок… Нет – этого человека, или хотя бы просто похожего на него, среди сегодняшних посетителей Александра Дмитриевича не было. Да и вообще, не знаком он Прошину. Отчаявшись идентифицировать личность на портрете он стал разглядывать надпись… Ну вот…Скверно все-таки не иметь серьезного систематического образования. Прав товарищ Корнев, когда Прошкина журит, и заставляет в университет поступить хотя бы заочно! Но, с другой стороны, в стране полным – полно узких специалистов, и один из них как раз сидит, напротив набив рот горячей картошкой!

– Леша, ты латынь в университете учил?

– Угу… – промычал полным ртом Субботский.

– Ну и что эта надпись значит? – Прошкин продемонстрировал Алексею рисунок.