Александр Мироненко - Осколки Нации Страница 48

Разбежавшись, Давид мощно оттолкнулся от лежащего валуна и прыгнул прямо на морду медведице. Кортик со смачным хлопком вошёл в глаз дикого зверя и грот потряс оглушительный предсмертный рёв. Занесённая над охотником лапа сменила свою траекторию и устремилась к морде, желая расплющить наглого человека как назойливого комара, но не тут-то было. Герой оказался не так просто, как думала медведица.

Мигом, подтянувшись на руках и вырвав кортик из глазного яблока, он оттолкнулся ногами от жёсткой как проволока шерсти. И совершил невероятную воздушную фигуру, после которой приземлился на загривок зверя. Удивившись не меньше остальных от своей прыти, Давид не растерялся и, сжав рукоятку ножа обеими руками, что есть мочи, воткнул нож во второй глаз медведицы.

На этот раз армейский кортик погрузился аж до самых запястий. Давид не в силах вытянуть нож назад одёрнул свои окровавленные руки, вцепившись в густую шерсть на затылке, он накрепко зажмурил глаза. Но тут к счастью раздался выстрел из карабина Шрама, попавший в нижнюю челюсть и вырвав её с мясом.

Ещё секунду огромная туша медведицы стояла на четырёх лапах, но потом последовал предсмертный, стон и тварь завалилась вперёд, содрогаясь в конвульсии посреди собственной лужи крови.

Раскрыв глаза, Давид на дрожащих руках слез с шеи животного, и осмотрел её изрешечённое пулями тело. Многие литры крови толчками выплёскивались из многотонной туши, и Давид, стараясь не смотреть на раскуроченную морду медведицы, прихрамывая подошёл к немому охотнику и помог ему подняться на ноги.

— Да, ты же…, да я! Тфу мать твою. — Разразился высоко интеллектуальной речью Шрам. — Семёныч, где ты этого киборга выкопал? Да чтоб мне остаток жизни доброго табаку не курить! Да это же феномен!

— Ууу… оуу! — Радостно подтвердил немой охотник.

Давид улыбаясь вытер тыльной стороной ладони свой упревший лоб, и растерев кров медведицы по лицу стал похож на ходячего покойника. Внезапно вся радость от победы мигом пропало. Трое людей уставились на обезглавленное тело побратима по оружию. После продолжительной тишины Шрам сказал:

— Нельзя его оставлять здесь… Отнесём его в деревню, хотя бы похороним его по-человечески.

— Долго до деревни тянуть будем. Ему уже всё равно, а нам нет. Буря надвигается, ты ведь сам небо видел. Если начнём с ним заморачиваться в самый разгар попадём. — Сказал, как отрезал отчим.

— Уу… у, — замотал головой немой охотник и принялся прочёсывать пещеру в поисках оторванной головы брата.

— Уважить надо! — Шепнул Шрам отчиму. — Мужик то хороший был, нельзя же ведь так… на растерзание зверью оставлять.

Отчим недовольно скривился, и хотел было возразить, но в разговор вклинился Давид:

— Отнесём его к изгоям. Идти не далеко, там и похороним по-человечески. Заодно и бурю переждём.

— К изгоям? Ты хоть знаешь паря, что болтаешь? Они ведь даже не люди, а хрен пойми кто! Я с ними дел не имел, но старые люди сказывают…

— Шрам давай оставим эти басни детям, мы с тобой взрослые люди. Малой прав, с мёртвым телом мы в Ровное не поспеем, а времени у нас с ним и так осталось очень мало. Так что, пойдём к изгоям, авось пронесёт!

— Ууу… — подтвердил немой охотник, подымая на руки тело брата.

Поломавшись немного Шрам всё-таки выдавил из себя:

— Ладно, уговорили. И всё же, как по мне плохая это идея. Никогда не любил рассчитывать на авось.

Охотника с телом брата пустили вперёд. Здорово намучившись, протаскивая мёртвое тело по низкому туннелю. Давид покидал пещеру последним. Напоследок обернувшись, он заметил смазанный силуэт, тенью прильнувший к окровавленной туше медведицы.

Сжавши покрепче в своих мозолистых ладонях РПК, он приблизился к туше. К тому времени он остался один в пещере, только и было слышно, как отчим ударился головой об какой-то выступ и теперь безбожно матерился.

К туше медведицы прижался маленький, дрожащий от страха комок меха. Когда животное повернуло на него свою мордочку, герой смог рассмотреть уменьшенную копию медведицы. В отличии от свой мамаши, медвежонок имел серо бурый окрас. Пушистая шерсть полностью укрывала его, и лишь двое чёрных бусинок-глаз внимательно следили за человеком. Размерами зверёныш не превосходил живущего в убежище кота, разве что был в несколько раз толще.

— Уф… уф. — Среагировал зверёныш на протянутую руку героя, и угрожающе оскалил белые зубки.

Давид с силой ударил раскрытой ладонью по голове детёныша и тот, потеряв всяческое желание сражается, попытался поплотнее зарыться в окровавленный мех матери.

— Что ты там возишься? — Донеся недовольный крик отчима. — Не хочешь нам помочь.

— Да-да! Уже иду. — Отозвался герой, занося для удара приклад над медвежонком.

Глава № 13

Чёрное от грозовых туч небо, громыхало ветвистыми разрядами молний. В небесных твердях кто-то огромный и могучий, ударом кривого ножа с треском расколол небесные хляби, и тяжёлые капли дождя устремились в низ, прибивая к земле пыль и молодые растения.

Зверьё почуяв угрозу забилось поглубже в свои норы, дупла и берлоги. Разряды молний одна за одной полосовали небо на части, освещая дикие картины в грозовых тучах. От раскатов грома, казалось бы, тряслась вся земля, но это было только начало. Ливень постепенно набирал обороты, отвоёвывая своё законное место в рядах природных страхов. Ни один житель леса, развалин города и подземелий не рисковал выходить под открытое небо во время ливня.

Издревле повелось, что нечем хорошим буря не заканчивалась. Вот и сейчас поднялся сильный ветер, повсюду носились обломленные ветви деревьев и мелкие камни. Могучие гиганты деревья, простоявшие много десятков лет и, казалось бы, целиком отвоевавшие себе место в этом безжалостном мире, и те падали на землю. Вырванные с корнями, разбушевавшейся стихией. Ещё каких-то полчаса назад на улице стоял белый день, а теперь хоть глаз выколи от темени. Ласковое солнышко спрятали за собой, грозовые тучи и на землю опустился полумрак.

Четверо людей пробивались сквозь непроглядную стену из ливня. Шрам и немой охотник несли тело убитого собрата. Семёныч и Давид бежали следом, прикрывая их тыл. Герою приходилось несладко… Пыль, осевшая от падения многоэтажки, снова подымалась над землёй под ударами тяжёлых капель. Дышать было тяжело и натужно.

Промокнув до нитки, за считаные минуты он давно уже оставил желание прикрыть голову от капель, и теперь промокшая од дождя форма отвратительно липла к спине под порывами ветра. Он чувствовал себя самым несчастным человеком в мире. Всеми забытым, и не кому не нужным. То и дело слышались хриплые призывы Шрама не отставать, и непонятное мычание охотника, указывающего дорогу.