Дина Оттом - Двери в полночь Страница 5

Когда я наконец выскочила наружу и закинула в рот сигарету, мне показалось, что небеса спустились на землю. Да, в центре сейчас совсем не сладко, ходить можно только строем и поворачиваться по команде, но тут пахло хотя бы не людьми!

До Дворцовой площади было минут двадцать пешком, а часы уже показывали без трех минут шесть. Опаздывать на серьезный разговор — что может быть хуже?! Интенсивно работая локтями и бормоча извинения, я продвигалась вперед, заодно поглядывая на транспорт. Бесполезно: весь Невский стоял в одной большой пробке. Еще раз глянув на часы, я плюнула на технику безопасности и выскочила на проезжую часть. Машины недовольно загудели, хотя все равно почти не двигались с места, а я бегом бросилась вперед.

На площади как всегда торчали туристы и пара карет. Девушки с зажатыми в углах рта сигаретами пытались поймать меня за рукав и уговорить покататься на их бедных измученных лошадях. Я слишком торопилась, чтоб высказать им все, что думаю. Когда я затормозила у арки, мне показалось, что на асфальте остался тормозной путь, а от кед идет дым. Сдувая челку, я вытащила телефон:

— Я тут. Простите, я…

— Ничего. Столб у вас за спиной?

— Да.

— Тогда идите в арку, остановитесь посередине справа. Там будет дверь. Я сейчас спущусь.

Я прошла вперед, автоматически скользя взглядом по лоткам. Все то же: буденовки, матрешки, балалайки. Обстановку слегка оживлял саксофонист, спрятавшийся от нещадного солнца в тень арки.

Прикинув на глаз, где здесь середина, я остановилась, оглядываясь по сторонам, и вдруг поняла, что вообще никогда не знала, что находится в этом здании. Пока я размышляла, меня откровенно разглядывал парень моего возраста, очевидно вышедший покурить. Симпатичный, даже смазливый. В другой раз я бы попробовала предпринять какие-то действия, но сейчас все мысли были заняты Оскаром и предстоящим разговором. Я вдруг почувствовала, как к горлу подкатывает комок, ладони становятся влажными и крутит живот. Я дико волновалась и ничего уже не хотела. Может, стоит позвонить и сказать, что мне пришлось срочно уехать? Ну да, я для этого мучилась в метро целый час!

Вдруг между лотками для туристов открылась дверь. Я бы ее ни за что не увидела: она совершенно не выделялась на фоне стены. Оскар вышел из нее, мгновенно нашел меня взглядом и помахал, приглашая войти. Я кивнула, стараясь не думать о том, насколько сногсшибательно он сегодня выглядит, и не пялиться на него в открытую. И ведь вроде ничего особенного: джинсы и черная рубашка с закатанными рукавами! Там, в палате, было темновато, да и я сама была не совсем адекватна, так что его лицо почти стерлось из моей памяти.

Сейчас, идя ему навстречу, я могла разглядеть его. Высокие скулы, на щеках — легкая щетина, губы, в любой момент готовые изогнуться в усмешке. Он больше напоминал какого-то средневекового герцога, чем жителя современного Петербурга.

Когда я наконец подошла к нему, Оскар мягко подтолкнул меня в спину, поторапливая, и мы очутились внутри. Было темно, но не слишком — откуда-то сочился свет, и я могла видеть лестницу впереди, да и он, взяв меня за руку повыше локтя, уверенно вел наверх.

— Где мы?

— Это НИИД — Научно-исследовательский институт имени Дарвина.

— Что-то я о таком не слышала! — удивилась я, стараясь успеть за его быстрым шагом.

— А о нем вообще мало кто слышал.

Мы прошли еще один лестничный пролет в темноте и явно не собирались останавливаться.

— Как-то не похоже на институт, — с сомнением заметила я, стараясь на бегу оглядеться по сторонам.

— Это черный ход.

— Почему не парадный? — искренне удивилась я.

Оскар едва заметно улыбнулся уголками губ и бросил на меня быстрый оценивающий взгляд:

— Потому что для вас так будет лучше, поверьте мне.

Наконец мы подошли к очередному этажу, и он открыл дверь в коридор. Тут уже все больше напоминало современный офис: евроремонт, двери под красное дерево… Или и правда красное дерево?! Я едва успевала крутить головой по сторонам, стараясь запомнить все — кто знает, вернусь ли я еще сюда? Оскар затормозил у какой-то двери, постучал и сразу вошел — я даже не успела прочитать табличку и понятия не имела, к кому это мы так бесцеремонно ввалились.

Кабинет был большой. По углам — черные кожаные кресла, в которых чувствуешь себя совершенным ничтожеством, потому что утопаешь и заваливаешься назад. Какая-то чернобыльская пальма в кадке — с радостным черным стволом и позитивной кроваво-красной верхушкой. Посреди кабинета стоял огромный черный стол в стиле «ампир» — весь резной, вместо ножек — лапы. На стене за ним, там, где у обычных людей портрет президента, висел другой — пожилой мужчина с бородой как у Толстого и усталыми глазами. Судя по всему, это был Дарвин.

— Шеф, — окликнул Оскар Хозяина кабинета, и я наконец перестала оглядывать стены. Возможно, сейчас передо мной сидел самый важный человек в моей жизни! Надо было постараться произвести на него хорошее впечатление раньше, чем он меня разглядит.

Я опустила глаза и немного прищурилась, стараясь присмотреться к загадочному начальнику Оскара. В высоком резном красном кресле сидел смазливый парень, разглядывавший меня на улице.

Челюсть у меня просто отвисла и, кажется, стукнула об их шикарный пол. Судя по лицу Шефа, именно такой реакции он и ожидал. Может быть, это розыгрыш? Я покосилась на Оскара — нет, непохоже, он был как всегда серьезен. Зато молодой человек передо мной издал короткий смешок и встал, заправив руки в карманы. Вид у него был вполне официальный: черные брюки, черный галстук-селедка, белая рубашка с закатанными рукавами. Это у них тут мода такая? Хоть я и собиралась произвести благоприятное впечатление, я не смогла совладать с эмоциями и издала недовольный писк. В открытую говорить, что я о нем думаю, у меня не хватило духа, а просто проглотить ситуацию не позволяла гордость.

Меж тем парень вышел из-за стола и сел на него прямо передо мной, задумчиво потирая подбородок рукой.

— Вот, — Оскар отошел от меня и присел на стол рядом с ним — отношения у них явно были панибратские. Как два рентгеновских луча, они разглядывали меня сантиметр за сантиметром. Я решила, что ничем не хуже, и стала в свою очередь разглядывать Шефа. На вид ему было не больше моих лет, кожа светлая, будто никогда не знавшая загара. Глаза — ярко-голубые, волосы — светло-русые. Лицо в целом было приветливым, на губах замерла легкая усмешка — видимо, он все еще смеялся в душе над моим удивлением, — глаза только неожиданно серьезные, усталые и… старые. Сколько же ему лет на самом деле? Не бывает у молодого мужчины такого выражения глаз, начальником чего бы он там ни был! Рядом с Оскаром он казался совсем молодым, почти юным.