Алексей Атеев - Загадка старого кладбища Страница 5

Размышления Петуховой прервал вернувшийся архивариус. По его удрученному виду она поняла, что поиски оказались напрасными. Он досадливо морщился и кряхтел.

— К сожалению, — сказал архивариус, не глядя на Петухову, — ничем помочь не могу. Во всяком случае, прямо сейчас. Хотя, — он вскинул голову, — хотя я точно помню, что с Лиходеевкой связана какая-то интересная, загадочная история. И не одна… Приходите-ка вы в архив вечерком, никто отвлекать не будет. А я тем временем еще раз внимательно покопаюсь в архиве да переговорю кое с кем. Так что, до вечера.

По дороге домой Валентина Сергеевна зашла в городской парк, села на скамейку и задумалась, размышляя о случившемся, не замечая, что происходит вокруг. А происходило следующее.

По аллее парка двигалась высокая, необычайно худая женщина неопределенных лет. Одета она была в детское полупрозрачное розовое платьице с воланами и лентами. Голову дамы украшали бантики, в руках держала причудливо расшитую стеклярусом сумку. Но странность заключалась не столько в ее одеянии, сколько в лице и всем облике.

Безобразно худая, она, казалось, состояла из одних костей, выпиравших из-под игривого платьица. Лицо, покрытое толстым слоем пудры, казалось оштукатуренным. В сочетании с кроваво-красными губами оно походило на жуткую маску.

Существо медленно прошло мимо скамейки, на которой сидела Валентина Сергеевна, и скрылось в глубине парка. Занятая своими мыслями, та не обратила на странную гражданку внимания. Через несколько минут нелепая фигура показалась снова. Поравнявшись со скамьей, в нерешительности затопталась возле нее, а потом села на самый краешек.

Валентина Сергеевна подняла голову и увидела почти рядом с собой странное лицо. От неожиданности она чуть не вскрикнула. Неизвестная женщина смотрела на нее тусклым, мертвым взглядом и беззвучно шевелила ярко накрашенными губами, затем отвернулась и тупо уставилась в пространство.

Валентина Сергеевна хотела встать и уйти, но что-то не пускало ее. И еще одно обстоятельство неприятно поразило библиотекаршу. От непрошенной соседки шел тяжелый сладковатый запах, смесь ароматов одеколона, пудры и еще чего-то, напоминающего запах свежевспаханного жирного чернозема. «Благоухание» было настолько сильно, что хотелось зажать нос и убежать.

Валентина Сергеевна решила так и сделать. Она встала, намереваясь уйти, но незнакомка снова вперила в нее свой жуткий взгляд и сказала четко и раздельно:

— Двенадцать дней тебе осталось.

Библиотекарша сначала ничего не поняла. «Какие двенадцать дней?», растерянно подумала она.

— Вы о чем, гражданка? — Она вопросительно поглядела на странную соседку. Та, казалось, не замечала ее, уставившись в пустоту.

— Ой! — Валентина Сергеевна вспомнила вчерашнюю надпись на памятнике. Ведь из нее следовало, что ей осталось жить тринадцать дней. Эта ненормальная что-то знает. Библиотекарша приблизилась вплотную к странному созданию.

— Скажите, — начала она как можно вежливей, хотя едва владела собой. Скажите, какие двенадцать дней?

Незнакомка молчала.

Валентина Сергеевна наклонилась и глянула ей в глаза… Они были совершенно мертвые, белесые и тусклые.

— Да скажешь ты или нет! — закричала мужественная дама.

— Ты сама знаешь, — без всякого выражения сказала женщина.

Валентина Сергеевна, совершенно не владея собой, схватила незнакомку за плечи и начала трясти, приговаривая:

— Что я знаю? Что я знаю? Отвечай, зараза!

Тут надо оговориться, что, несмотря на всю свою интеллигентность и воспитание, Валентина Сергеевна знала довольно много крепких выражений и, случалось, в минуты гнева употребляла некоторые из них. Она была вполне современной дамой.

От тряски голова нелепого существа болталась, как у тряпичной куклы. Во все стороны полетела пудра. Раздавался звук, напоминающий бряцанье костей. Внезапно Валентине Сергеевне показалось, что на лице пренеприятнейшего существа как бы лопнула кожа. Она присмотрелась: действительно прямо на левой скуле болтался лоскут кожи, а из-под него виднелась желтоватая кость черепа. В ужасе Валентина Сергеевна выпустила свою жертву и бросилась бежать.

Последнее, что она услышала, были слова, произнесенные размеренно и четко: «Осталось двенадцать дней».

Она мчалась не разбирая дороги, не видя перед собой ничего. Очнулась только дома. Все плыло и вертелось перед глазами: деревья в парке, жуткое существо, какие-то цветные полосы… Калейдоскоп кошмаров крутился в ее воспаленном воображении.

Внезапно навалился сон. Тяжелый, без сновидений, как будто провалилась она в черный бездонный колодец.

Когда Петухова проснулась, наступили сумерки. За окном чирикала птичья мелочь. Слышались звуки духового оркестра, где-то плакал ребенок. На душе было легко и спокойно. Она вспомнила о случившемся и засмеялась. Какая ерунда! Духи, призраки… Да быть такого не может. Кругом обычная, нормальная жизнь. Все так же действуют законы диалектики. Материализм прет со всех сторон… Вон как младенец заливается…

Валентина Сергеевна вспомнила, что нужно идти в архив к Забалуеву. А стоит ли? Не проще ли поужинать, напиться чаю, пойти погулять. А завтра на работу. Хватит отдыхать. Работа — лучшее лекарство.

Нет. Сходить в архив все же надо. Ведь всю эту кутерьму сама затеяла. И она стала поспешно одеваться.

В старом особняке ее уже ждали. Большой стол в кабинете Забалуева был завален газетными подшивками, старинными изданиями, рукописями. Тут же на краю стоял расписанный яркими цветами поднос, на котором громоздился пузатый самовар, тарелка со свежими баранками, масленка, сахарница.

— Чайку не желаете ли? — предложил любезный Петр Петрович.

Петухова огляделась.

В углу сидел человек, которого она в первый момент не узнала, а узнав, нисколько не обрадовалась.

Это был известный всему городу Дмитрий Воробьев, или попросту Митька Воробей — как непочтительно называла его некоторая часть населения. А известен он был своими неутолимыми краеведческими изысканиями, а еще больше бесцеремонностью, нахрапистостью и даже наглостью, с какой производил эти изыскания. Однажды Воробьев ворвался на заседание городского исполкома, находившегося в старинном доме постройки восемнадцатого века, и, ничуть не смущаясь ответственных товарищей, стал разглядывать украшения камина, находившегося в зале заседаний.

Мало того, он вытащил откуда-то древний фотоаппарат и начал фотографировать эти самые украшения. Разразился скандал.

Выходка имела для Воробьева печальные последствия. Его с треском выгнали из городского музея, где Митя работал.