Пол Хасон - Сувенир Страница 5

— Хорошо спала? — Не столько вопрос, сколько приветствие.

Она пристально посмотрела на полужидкое яйцо под ножом Шона. Желудок протестующе сжался.

— Еще часика четыре, и было бы в самый раз.

— Еще два дня, и все. — Он поманил официантку. Энджела попыталась усилием воли прогнать тошноту, но безуспешно.

— Яичницу с ветчиной? — спросил Шон.

— Ты шутишь?

— Так плохо?

— Не очень хочется есть. — Она размешала свой кофе.

Пока Энджела заказывала официантке сладкие хлопья, Шон внимательно изучал ее бледное лицо.

— Ты уверена, что дело только в этом?

— Конечно, уверена. Недоспала, вот и все. — Она попыталась убедительно улыбнуться. Что это он такой подозрительный? Я похожа на беременную?

— У нас сегодня масса работы. — Шон отложил нож и вилку и смял бумажную салфетку.

— Нашел, кому рассказывать, — проворчала Энджела.

Он взглянул на часы.

— Диллон опаздывает.

Принесли сладкие хлопья. Энджела угрюмо залила их молоком и посыпала сахаром.

— Ты твердо уверена, что с тобой все в порядке? — Шон подался к ней.

— Я же сказала… — Энджела выронила ложечку. Зараза! — Эти чертовы записи. — Она нагнулась, чтобы поднять ложечку с пола.

— Удалось закончить?

Она кивнула.

— В первом часу.

— Не забудь оставить их на столе у Лили.

— Не забуду. — Она печально усмехнулась. Она уже дважды забывала это сделать.

Шон поднялся, чтобы посмотреть, не появился ли в вестибюле Диллон, их квартирьер.

Энджела проводила ласковым взглядом его удаляющуюся фигуру, которая исчезла за дверями, и вспомнила свою первую встречу с Шоном во время вылазки на шашлыки на Кейп-Код. Они тогда удрали от остальных и занимались любовью среди дюн. Прихлебывая кофе, она улыбалась воспоминаниям. Четыре года назад. Ему тогда было тридцать, и он только что отказался от «многообещающей» карьеры юриста в фирме своего отца ради сомнительной жизни «кинобогемы», как сам выражался. Ей было двадцать шесть, она совсем недавно закончила курс живописи и графики в Отисе и считала, что достаточно набила руку для того, чтобы писать маслом, рисовать и обучать и тому и другому, но сверх того могла очень немного.

Некоторое время она вяло и равнодушно ковыряла свои хлопья, потом сделала из них куличик и спрятала под салфеткой. Хватит. И удивилась, отчего так нервничает. Она сделала в своем ежедневнике пометку: купить подарки родным. Потом увидела, что все потянулись в вестибюль.

— Идешь? — позвала от дверей Джейни.

— Иду. — Она набросила ремешок сумки на плечо, радуясь, что больше не нужно сидеть визави с тарелкой Шона.

«Должно быть, не выспалась», — решила она, уходя.

Первый за день снимок они сделали в 8:05 утра. Башня Джеймса Джойса. Прячась от ветра, Энджела жалась вплотную к бетонной стене и смотрела, как Робин с ассистентом меняют угол съемки. Шон в застегнутой ветровке, оскальзываясь, взгромоздился на швартовную тумбу спиной к ветру и сосредоточенно изучал море через усеянные солеными брызгами темные очки.

— Знаешь что? — неожиданно крикнул он в мегафон, обращаясь к Энджеле. — Он был прав! Оно зеленое, как сопли!

К десяти утра они отсняли, как причаливает паром из Дан-Лэри, сделав панораму, чтобы захватить пассажиров из Холихеда — утомленных, небритых, спускавшихся по сходням неверным шагом. Были и такие, кто еще прикладывался к бутылке.

— О, жизнь океанской волны, — пробормотал Робин из-за камеры.

Потом они работали у дома 82 по Меррион-сквер.

Облокотившись на перила перед аккуратным домиком в георгианском стиле, Энджела прочитала мемориальную табличку на стене, сообщавшую, что в этом доме некогда жил Йитс. Неподалеку собралась поглядеть на съемки кучка оборванных сорванцов. Бледные ехидные личики. Вылитые эльфы. Непричесанные. Неумытые. Неухоженные. На углу любой улицы было одно и то же. К ним умоляюще протянулась грязная ручонка.

— Это вы кино сымаете? — крикнул один из мальчишек.

Диллон погнал их прочь. В церкви, возвещая полдень, зазвонил колокол, к нему присоединился другой, и вскоре воздух наполнился перезвоном. Отдуваясь и пыхтя, вернулся Диллон.

— Ат клет на ланд'ш на лехт, — усмехнулся он, подняв палец, чтобы привлечь внимание к колокольному звону. Энджела непонимающе посмотрела на него.

— Простите?

— Эрсе. Город церквей и погостов. Так о Дублине говорили в старину.

Пэт Диллон — низенький полный священник с ярко-голубыми глазами на круглом, как луна, лице — говорил с мягким дублинским акцентом, который даже самую обыденную фразу превращал в поэзию. С его лица не сходило выражение, которое Энджела, сколько ни думала, могла назвать только выражением удивленного нахальства. Он со страстью относился ко всему ирландскому и обладал запасом удивительнейших, часто непочтительных историй на все случаи жизни. В качестве квартирьера он стоил двух жалований. Стоило Пэту замахать своим серебряным язычком, как почти все двери открывались. Звание «отца» он презирал.

Диллон стоял, заложив руки за спину, покачиваясь на каблуках и пристально глядя вверх, на дом Йитса.

— Мы тут увидим когда-нибудь этот фильм, как по-вашему? — вдруг спросил он.

— Наверное, если ирландское телевидение его купит.

— Стало быть, по-вашему, есть шанс, что «Телефис Эйранн» потратится на него?

Энджела уселась на каменную ступеньку и подоткнула под себя полы замшевой куртки.

— Не исключено. Предусмотрено, чтобы никто не остался в обиде.

— Думаете, в Америке такой фильм будет иметь успех? — Диллон наклонился к ней, конспиративно понизив голос.

Она рассмеялась.

— Надеюсь. Если нет, мы опять останемся без работы. Но на Восточном побережье ирландской сентиментальности хоть отбавляй.

Диллон посмотрел туда, где Шон помогал Робину и его ассистенту перезарядить камеру.

— Вон ваш муж. Он ведь ирландец, верно?

Энджела почувствовала, что краснеет.

— Мы с Шоном не женаты.

— Ага. — При этом Пэт даже не взглянул на нее. Его глаза сузились. — А как насчет вас?

— Простите?

— Вы ирландка?

Он пристально изучал ее, неожиданно сделавшись похожим на филина.

— Моя бабушка была родом из Корка. А как вы догадались?

— Рыбак рыбака. — Он похлопал себя по груди слева. — Называйте это инстинктом. Кельтским чутьем. — Диллон сунул руки в карманы шерстяного бушлата и, хмуря брови, опять уставился на дом поэта. «Почти критически», — подумала Энджела.

— Читаете его? — спросил он.