Дж. Конрат - АС Страница 5

Но какого?

Он вернулся на диван, подобрал щепоть шерсти. Длинная, серая, пушистая.

Оборотень-овца?

Нет, он ест людей. Должно быть что-то плотоядное.

Итак: какое серое животное ест других животных?

Волки, конечно. Койоты. Собаки. Коты. А слоны — плотоядные?

Интернет сообщил, что нет, травоядные, и это было приятно знать. Но тут ему вспомнилось другое серое плотоядное.

Крыса.

Крысой он быть не хотел. Крысы — мерзость. Одно дело собирать орешки, совсем другое — плавать в сточных канавах, жрать мусор, нечистоты и падаль. Ужас.

Он вывернулся подмышкой к носу, понюхал, не пахнет ли канавой. Вроде бы нет. Потом он посмотрел на часы и увидел, что до собрания АО осталось всего два часа.

Уэстон быстро забежал в душ, оделся и пустился в путь.

Ночью прошел снег, придав Нейпервилю еще большее сходство с зимней сказкой. Морозный воздух приятно охлаждал открытое лицо. Некоторую лихорадку Уэстон приписывал своему состоянию: в Гугле говорилось, что у волка нормальная температура — сто с половиной по Фаренгейту.

Сперва он заехал к доктору Ваггонеру забрать серебряный крест. Себе он его оставлять не собирался, но считал, что уничтожить его как улику убийства было бы полезно.

Сестра протянула ему конверт.

— Вы его не наденете? — спросила она, и глаза у нее пускали чертиков.

— Не сейчас.

Но выйдя из офиса, он все же открыл конверт — посмотреть. И правда серебро. Но во всех книгах и фильмах утверждалось, что серебро для вервольфов смертельно. Сделав глубокий вдох, Уэстон вытряхнул крест себе на ладонь. Нет, кожу не жжет. Или это действует только на вампиров?

Уэстон поднес было крест к лицу, собираясь лизнуть, но вспомнил, где эта штука побывала. И вообще, она прошла через организм, а он жив. Значит, легенды врут.

Сунув крест в карман пальто, он зашагал в город, в кондитерскую. По дороге ему повстречался человек, одетый Санта-Клаусом, который звонил в колокольчик, собирая на какую-то благотворительность. Подумав о кресте, Уэстон подошел и бросил его в стальную чашу для пожертвований.

— Берегись! — низким зловещим голосом ответил Санта.

— Простите? — Уэстон подумал, что не расслышал.

— По Нейпервилю бродит убийца. — В дыхании Санты явно чувствовался сироп от кашля. — Необычный убийца. Он выходит на охоту только в полнолуние.

— Да? Спасибо, что предупредили.

Уэстон пошел прочь, но пальцы Санты схватил его за руку, сдавив запястье как клешня омара.

— Непослушные мальчики получат, что заслужили, — убежденно произнес Санта.

— Ну, наверное.

Глаза Санты вдруг загорелись изнутри.

— Их разорвут на части! Кусок за куском! Головы сорвут с нечестивых плеч! Сгорят они в золу на священной земле! СГОРЯТ! СГОРРЯТ! СГОРРРРЯТ!!

Уэстон высвободился и быстро перешел на другую сторону, сильно потрясенный. Что за благотворительная организация позволяет озверевшим от детской микстурки психам появляться на улице? У них совсем нет отбора волонтеров?

Он еще оглянулся через плечо, увидел, как Санта-Псих звонит по сотовому, а другой рукой показывает на него, как Доналд Сазерленд в конце римейка первого "Нашествия похитителей тел". Уэстон почувствовал, как пробежал по коже холодок.

Беспокойство не оставляло его всю дорогу до кондитерской "У Руссофа", где он купил дюжину разных пончиков и черного кофе. Выйдя на улицу, он подумал, не пойти ли другой дорогой, чтобы не столкнуться снова с ПсихоКлаусом, потом выругал себя за ненужный страх. В конце концов, он же оборотень, так чего бояться? Если этот Санта и вправду плохой человек, очень неплохи шансы, что внутренний териантроп Уэстона сжует его сегодня по случаю полнолуния.

Он позволил себе слегка улыбнуться, представив, как наутро находит в унитазе белую бороду.

Взяв себя в руки, он пошел домой обычным путем. Санты-Психа на месте не было — Крезанутый Крингл скрылся, прихватив свою чашку для пожертвований.

Уэстон вышел на парковку своего дома, прыгнул в машину и запрограммировал GPS на Шомберг. По дороге он все еще обдумывал события последних суток, но никак не мог сосредоточиться — мешала физиономия Санты, в ушах звучали его угрозы. Один раз в зеркале заднего вида на расстоянии нескольких машин он увидел остроконечную красную шапку.

— Ты становишься параноиком, — сказал он сам себе и больше решил кофе не пить.

Все же чуть-чуть прибавил ходу.

Через десять минут он оказался возле Сент-Лючиана — скромной католической церквушки с явным привкусом семидесятых годов. Оранжевая, с черной шиферной крышей, похожая на перевернутое латинское V. Два больших витража по бокам двустворчатых дверей, статуя кого-то — возможно, Иисуса — на шпиле. На парковке было только шесть машин, и Уэстона это обрадовало, потому что не придется запоминать много имен (что ему всегда было трудно), и никто не останется без пончиков. Он припарковался за чьим-то джипом, сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Было одиннадцать часов тридцать шесть минут.

— Ну, пошли позориться, — сказал он себе.

С пончиками в руке он подошел к двустворчатым дверям, открыл их и вошел в церковь. Там было темно и тихо, пахло ароматизированными свечами — множество их горело на подставке рядом с ящиком для пожертвований. Уэстон посмотрел вдоль пролета, в сторону алтаря, но никого не увидел. Потом заметил налепленный на спинку скамьи листок, где было написано: "Собрание АО — в цоколе".

Он обошел церковь по кругу, нашел чулан, потом исповедальню, и только потом рядом с крестильной чашей обнаружил дверь на лестницу. Бетонный колодец не был освещен, но снизу доносились голоса. Уэстон спустился — чем ниже, тем теплее становился воздух. Внизу горел большой камин. Уэстон миновал его, прошел короткий коридор и увидел зал собрания.

Седой мужчина лет за шестьдесят — как свидетельствовали кожные складки, — всмотрелся в Уэстона через толстые стекла очков. Он был одет в джинсы и линялую водолазку. По осанке и короткой стрижке Уэстон решил, что это бывший военный. Он стоял в дверях, не давая Уэстону заглянуть внутрь.

— Простите, сэр, это не публичное собрание.

— Это собрание АО?

— Да, но у нас только по приглашениям.

Уэстон на миг смутился, но вспомнил разговор по горячей линии.

— Талбот.

— Какой бот, простите?

— Талбот. Разве это не пароль?

— Нет.

— Это пароль прошлой недели, — сказал кто-то из зала.

— Прости, приятель. — Старикан сложил руки на груди. — Это пароль прошлой недели.

— Это тот, который мне сказали.

— Кто?

— Женщина на горячей линии АО. Тина, Лина, что-то в этом роде.