Джозеф Ле Фаню - Кармилла Страница 5

Этой ночью мы зажгли свечи и принялись обсуждать случившееся. Наше общество разделяли мадам Перродон и мадемуазель де Лафонтен. Юная незнакомка легла в постель и тотчас же крепко заснула; дамы оставили ее на попечение служанки.

— Как вам нравится наша гостья? — спросила я, как только мадам Перродон вошла в гостиную. — Расскажите мне о ней.

— Очень милая девушка, — ответила мадам. — Никогда еще не встречала столь очаровательное создание. Она приблизительно ваших лет, очень красивая и приятная.

— Настоящая красавица, — подтвердила мадемуазель де Лафонтен, заглянувшая на минуту в комнату незнакомки.

— А какой у нее нежный голос! — добавила мадам Перродон.

— Вы заметили, что в экипаже была еще одна женщина? — спросила мадемуазель. — Она так и не вышла, даже когда карету ставили на колеса. Только выглянула из окна.

Никто ее не заметил.

Мадемуазель описала чернокожую великаншу ужасного вида; она глазела из окна кареты, ухмыляясь и кивая головой, увенчанной пестрым тюрбаном. Негритянка сверкала белками огромных глаз и скалила зубы, словно в ярости.

— А какие отвратительные у нее слуги! — промолвила мадам Перродон.

— Точно, — откликнулся отец, входя в гостиную. — Сборище висельников. Надеюсь, они не ограбят несчастную леди в лесу. Отъявленные мошенники, но свое дело знают: быстро привели экипаж в порядок.

— Полагаю, они просто устали после долгого путешествия, заметила мадам. — Мало сказать, что они гнусно выглядят; лица у них какие-то тощие и темные, глядят угрюмо. Не нравится мне это; надеюсь, завтра молодая леди поправится и все разъяснит.

— Вряд ли она захочет что-то рассказывать, — с загадочной улыбкой возразил отец и чуть кивнул, словно знал намного больше, чем мог сообщить.

Его намеки заинтриговали меня, и мне еще сильнее захотелось узнать, о чем столь горячо говорила ему перед отъездом дама в черном бархатном платье.

Едва мы остались одни, как я попросила отца рассказать мне обо всем. Мне не пришлось долго уговаривать его.

— Нет никаких причин скрывать это от тебя. Она сказала, что не хочет обременять нас заботами о своей дочери, потом заявила, что дочь ее — создание нервное, слабого здоровья, однако не страдает припадками никакого рода и находится во вполне здравом рассудке. Она сама заговорила об этом, я ни о чем не спрашивал.

— Странно! — заметила я. — Зачем ей нужно было об этом упоминать?

— Как бы то ни было, что сказано, то сказано, — рассмеялся отец. — И раз уж ты хочешь знать все, тебе осталось услышать совсем немного. Дама сказала: «Я еду по делам жизненной важности, — она подчеркнула это, — по делам тайным и неотложным. Я вернусь за дочерью через три месяца. До тех пор она не расскажет вам, кто мы такие, откуда прибыли и куда направляемся». Вот и все. Она очень плохо говорит по-французски. Сказав, что их поездка «тайная», она замолчала на несколько секунд и глядела на меня очень сурово. Наверно, для нее это очень важно. Ты сама видела, как поспешно она уехала. Надеюсь, я не сделал большой глупости, взяв на попечение эту юную леди.

Я же, со своей стороны, была в восторге. Мне не терпелось увидеть гостью и поговорить с ней, и я ждала, пока доктор разрешит мне подняться в ее спальню. Вы, городские жители, не представляете, насколько важным событием в моей одинокой жизни может стать появление новой подруги.

Доктор прибыл около часа ночи, однако мне совсем не хотелось спать. Лечь в постель, когда наверху ждет таинственная гостья? Ну уж нет, скорее бы мне вздумалось пешком догонять экипаж, в котором уехала дама в черном бархате.

Спустившись в гостиную, доктор сообщил, что пациентка находится в добром здравии. Она уже села, пульс у нее устойчивый и равномерный. Она не получила никаких телесных повреждений, лишь небольшое нервное потрясение, которое вскоре пройдет бесследно. Ей не повредит, если я навещу ее, разумеется, с ее согласия. Получив разрешение доктора, я послала горничную спросить, позволит ли гостья заглянуть к ней на несколько минут.

Горничная тотчас вернулась с ответом. Незнакомка горячо желала увидеться со мной.

Разумеется, я не заставила себя ждать.

Нашу гостью уложили в одной из красивейших комнат шлосса. Обстановка в ней была, пожалуй, немного тяжеловатой. У изножья кровати висел темный гобелен, изображавший Клеопатру со змеей на груди. Чуть поблекшие гобелены на другой стене также представляли классические сцены. Однако мрачноватый колорит старинных ковров уравновешивался золоченой резьбой деревянных рам и яркими красками прочих украшений.

Возле кровати горели свечи. Незнакомка сидела; мягкая шелковая ночная рубашка, расшитая цветами, облегала стройную фигурку. Ноги были прикрыты шелковым стеганым одеялом, которое мать набросила на нее в лесу.

Я подошла к ее кровати и хотела поприветствовать, но что это? Слова застряли у меня в горле, я ахнула и отшатнулась.

А случилось вот что. Я увидела то самое лицо, что стояло у меня перед глазами с детства, что когда-то склонилось над моей кроватью, то самое лицо, которое я много лет вспоминала с ужасом, но никто не подозревал, что у меня на душе.

Девушка была хорошенькая, даже красивая. В первый миг лицо ее было таким же печальным, каким я его запомнила.

Но в следующую секунду оно озарилось странной неподвижной улыбкой: она меня узнала.

Мы молчали, наверное, с минуту, затем заговорила она. У меня же по-прежнему не было сил раскрыть рот.

— Вот чудо! — воскликнула гостья. — Двенадцать лет назад я видела ваше лицо во сне; оно навеки запечатлелось в моей памяти.

— Действительно, чудо! — откликнулась я, пытаясь справиться с ужасом, лишившим меня дара речи. — Двенадцать лет назад я тоже видела вас, не знаю, во сне или наяву. Я не могу забыть ваше лицо. Оно стоит у меня перед глазами.

Улыбка ее смягчилась. Странное выражение исчезло; лицо светилось очарованием, ямочки на щеках придавали ей рассудительный вид.

Я почувствовала себя увереннее и повела разговор в более гостеприимном ключе: поприветствовала гостью и сообщила, сколько радости доставил ее неожиданный визит нам всем, а в особенности мне.

При этих словах я взяла ее за руку. Подобно всем людям, выросшим в одиночестве, я отличаюсь робостью, но тут почувствовала себя раскованнее и даже осмелела. Она сжала мою руку, накрыла ее своей, глаза ее заблестели, она опять улыбнулась и покраснела.

Гостья вежливо ответила на мое приветствие. Не переставая удивляться, я присела на кровать возле нее. Она сказала:

— Я расскажу вам сон, в котором мне явились вы. Как странно, что видения эти были столь яркими; странно и то, что случилось это в детстве, но видели мы друг друга такими, какими стали сейчас. Мне было лет шесть; однажды ночью мне приснился тревожный сон, я проснулась и увидела, что нахожусь в какой-то незнакомой комнате, совершенно не похожей на мою детскую; она была обставлена тяжелыми шкафами и кроватями, между ними располагались массивные кресла и скамьи. Стены были обшиты панелями темного дерева. Мне почудилось, что на кроватях никто не спит, да и в комнате, казалось, никого не было, кроме меня. Некоторое время я озиралась по сторонам; особенно понравился мне железный канделябр на две свечи — я наверняка узнаю его, если увижу еще раз. Мне захотелось пробраться к окну, и я заползла под одну из кроватей, но, выглянув из-под нее, услышала чей-то плач; стоя на коленях, я подняла глаза и увидела вас. Да, я уверена, это были вы: красивая девушка с золотыми волосами и огромными голубыми глазами, и губы — у нее были ваши губы. Вы были такая же, как сейчас, я видела вас так же отчетливо. Вы мне очень понравились; я забралась на кровать и обняла вас; мы обе уснули. Разбудил меня громкий крик; вы сидели и пронзительно визжали. Я испугалась, соскользнула на пол и, как мне показалось, на миг потеряла сознание. Очнулась я дома, у себя в детской. С тех пор я не могла забыть ваше лицо. Я не обозналась — вы та самая леди, которую я видела.