Карен Фаулер - То, чего я не увидела Страница 5

Открыв карты, Уилмет обнаружил, что у него только одна червовая, а закончили мы с тремя. Я уже упоминала, как Биверли говорила, что в музее Луисвилля будет выставлена ее фотография, если она убьет обезьяну.

- В общем-то я приехал сюда не ради фотографий, - сказал Арчер, - но сделать снимки тоже входит в мои планы. И взять несколько интервью. Для журналов и, конечно, для нашего музея. Моя цель - рассказать обо всем людям.

После этого началась дискуссия на тему, что лучше для спасения горилл - чтобы одну из них убила Биверли или я. В конце концов было решено, что фотография Биверли в тропическом шлеме может вызвать нежелательный ажиотаж, тогда как моя внешность этому не поспособствует. Если Арчер действительно решил отбить у людей желание охотиться на горилл, решили мужчины, то ему нужна именно такая девушка, как я. Конечно, прямо они об этом не сказали, но суть была такова.

Уилмет потерял взятку, которой намеревался закончить игру. Мы проиграли, и вдруг я увидела, что червей у него только четыре, правда с тузом и королем, и все же открывать карты было с его стороны ужасно глупо. Я и сейчас так считаю.

- Я думал, вы мне поможете, - сказал он, - а так из-за вас мы вытянули только две взятки. - Как будто я была в этом виновата.

- Главное - это вытянуть, - сказала я и внезапно расплакалась, ведь он был очень маленького роста, и сказать такое было очень нехорошо. Мои слезы удивили меня больше, чем всех остальных, и что самое поразительное, мне было на это наплевать. Я встала из-за стола и пошла в свою палатку. Я слышала, как Эдди извиняется, как будто это я открыла карты.

«Резкая смена обстановки», - услышала я его слова. Эдди всегда лучше меня знал, что со мной происходит.

Однако извиняться за меня - на него это не похоже. В ту минуту я ненавидела его не меньше, чем остальных. Зайдя в палатку, я взяла флягу с водой и ружье. Никто из нас не ходил в джунгли в одиночку, поэтому никому и в голову не могло прийти, что я делаю.

Небо стали заволакивать тучи, и вскоре похолодало. Я не знала, куда идти, и ориентировалась по следам антилоп. И разумеется, заблудилась. Я решила все время поворачивать направо, а потом, возвращаясь, налево, но в этой местности мой план не сработал. У меня был свисток, но я так разозлилась, что не стала им пользоваться. Я решила положиться на Эдди, который находил меня всегда и везде.

Кажется, я шла больше четырех часов. Дважды лил дождь, после него в джунглях еще сильнее пахло свежей зеленью. Иногда выглядывало солнце, и тогда на листьях и мхах сверкали тяжелые капли воды. Я увидела следы какой-то кошки и сняла ружье с предохранителя, но потом мне все равно пришлось закинуть его за спину, потому что тропинка вела через сплетения корней. Она была едва различима и часто исчезала совсем.

Один раз я запуталась в паутине. Это был искусно сплетенный купол замечательного бледно-зеленого цвета. Никогда я не держала в руках таких прочных нитей. Паук оказался большим, черным, с желтыми пятнами на лапах и, судя по количеству трупов, перетаскивал свои жертвы в центр паутины, прежде чем спеленать. Я бы прихватила его с собой, но мне было не во что его засунуть. Конечно, по отношению к Эдди это было предательством, но так я сравняла счет.

В следующий раз я схватилась за что-то похожее на листок. И получила сильнейший ожог.

Дороге в лагерь полагалось идти под гору, я же пошла вверх. Я хотела с возвышения оглядеть окрестности и таким образом сориентироваться. К этому времени я немного успокоилась и страдала в основном от бесконечного подъема. Снова пошел дождь, и я нашла небольшое укрытие, где можно было присесть и заняться обожженной рукой. Мне полагалось быть замерзшей и очень напуганной, но ничего этого не было. Боль в руке утихала. Джунгли были прекрасны, а шум дождя звучал, как колыбельная. Помню, как мне захотелось остаться здесь, в этом месте, навсегда. Потом мне стало жарко, и это - желание пропало.

Мои размышления прервал какой-то звук - треск в зарослях бамбука. Повернувшись, я увидела, как задвигались листья и показалась чья-то черная и большая, как у медведя, спина. У горилл странная манера передвигаться - они опираются на ноги и пальцы рук, при этом их руки так длинны, что спина почти не сгибается. Я видела гориллу лишь одно мгновение, потом она пропала. Но я ее слышала и хотела увидеть еще раз.

Я знала - другого шанса у меня не будет; даже если потом мы и увидим обезьяну, мужчины все равно не дадут мне ее рассмотреть. Мне стало совсем жарко. Рубашка промокла от дождя и пота; брюки тоже. И при каждом шаге они издавали громкое шуршание. Я сняла с себя все, оставив только носки и сапоги. Сложила одежду на том месте, где сидела, взяла ружье и полезла в бамбуковые заросли.

Обогнула скалу, подлезла под бревно, перелезла через корень, обошла дерево и увидела самую прелестную лужайку, какую можно представить, и на ней трех горилл - самца и двух самок. Наверное, это был его гарем. А может, семья - отец, мать и дочь. Выглянуло солнце. Одна из самок руками приглаживала шерсть другой, обе мигали на солнце. Самец сидел среди зарослей дикой моркови, выдергивал одну морковку за другой и ел, правда, без особого энтузиазма. Я видела его профиль и седину в шерсти. Он слегка шевелил пальцами, как человек, весь ушедший в музыку. Цветы - розовые и белые - кругами располагались в том месте, где когда-то был пруд. Одинокое дерево. Я стояла и смотрела - долго-долго.

Потом подняла ружье. Уловив движение, самец посмотрел в мою сторону. Встал. Он оказался куда больше, чем я думала. На его темнокожем лице я увидела удивление, любопытство, тревогу. И что-то еще. Что-то такое человеческое, что сразу заставило меня вспомнить, что я всего-навсего не слишком молодая голая женщина. Уже за одно это я могла бы его застрелить, но я знала, что так нельзя - убивать животное только за то, что оно оказалось более похожим на человека, чем ты ожидал. Самец начал ритмично бить себя по груди, эти удары сразу привлекли внимание его женщин. Оскалил зубы. Потом пошел прочь, уводя за собой все семейство.

Я смотрела на них сквозь прицел ружья. Несколько раз я могла выстрелить - пожалеть его женщин, освободить их. Но я не видела, чтобы они хотели освободиться, а Эдди вдобавок учил меня, что нельзя стрелять в раздраженном состоянии. Гориллы покинули лужайку. Я почувствовала, что замерзла, и пошла к своей одежде.

Там стоял Рассел с двумя проводниками и разглядывал мои аккуратно сложенные брюки. Мне не оставалось ничего иного, как пройти мимо них, взять брюки, вытряхнуть из них муравьев и натянуть на себя. Пока я одевалась, Рассел стоял ко мне спиной и не мог выговорить ни слова. Я чувствовала себя не лучше.

- Эдди, наверное, рвет и мечет, - сказала я, чтобы хоть как-то сгладить неловкость.