Владимир Пузий - Дело о детском вопросе Страница 5

Во-вторых, – продолжал он, чуть откинувшись в кресле, – вы чрезвычайно рациональны. Да-да, знаю, что и здесь я выламываюсь из роли: «чрезвычайно рационален» – слова не для мистера Холмса, верно? Однако так оно и есть. Вы пытаетесь все поверять логикой, отбрасывать эмоции – в первую очередь по причине, которая коренится в вашем прошлом. Я не психоаналитик, а эта кушетка не предназначена для сеансов, поэтому с вашим прошлым вам придется разбираться самому, так или иначе. Меня заботит лишь просьба, с которой обратился ваш сын.

Вадим пожал плечами:

– Тогда я вас спрошу, вполне рационально: если говорить со мной бессмысленно, зачем я здесь? Ах да!.. – сообразил он наконец – и потянулся за кошельком.

Старик покачал головой.

– Речь не о деньгах. О рациональности? Пожалуй, да. Вот к примеру: как вы полагаете, настоящий мистер Холмс был рациональным?

– До мозга костей, – в тон ему ответил Вадим. – Хотя иногда, если верить Конан Дойлю, совершал нерациональные поступки. Вот как я сейчас: надо было уйти, но из любопытства позволил втянуть себя в эту вашу игру.

Он поднялся и отвесил шутовской поклон.

– Был рад знакомству с вами, мистер Холмс.

– Мы еще не закончили, – спокойно сообщил старик. – Я ведь, по-вашему, не слишком похож на Холмса.

Это не было вопросом, но Вадим кивнул. Где-то читал, что с небуйными умалишенными правильнее всего соглашаться. С буйными, впрочем, тоже.

Запер ли старик дверцу на ключ? Вроде бы нет, но точно не скажешь. А стены здесь толстые, это Вадим заметил, когда входил. Криков могут и не услышать.

– Я и должен, – кивнул старик. – Должен отличаться, согласитесь. Я ведь играю Холмса в старости, а с годами людям свойственно сдавать: делаться более грузными, неуклюжими, даже глуповатыми.

– А ведь отлично придумано!

– Достаточно было немного поразмыслить, – пожал плечами старик. – А дальше все просто: несколько уроков у лучших драматургов… – Он кивнул на одну из полок, где стояли книги с иероглифами на корешке. – В частности, рекомендую «Фуси кадэн» Дзэами Мотокие, он знал толк в искусстве межвозрастного перевоплощения. Я ведь здесь, мистер Вильчук, играю роль. Как ваши артисты, когда наряжаются в костюм Деда Мороза. У вас читают стишки и получают подарки, здесь – задают вопросы и получают ответы. Людям нужен кто-то, способный встать на защиту их интересов – бескорыстно, смело. Ну, – хохотнул он, хлопая себя по брюшку, – смелость моя, правда, ограничена телесными рамками.

– Это все очень интересно… честно говоря, мистер Холмс, я восхищен…

– Но как, – невозмутимо продолжал старик, – как, давайте поразмыслим, мог бы тот, настоящий, Холмс сохраниться до наших дней? Дети рано или поздно задаются этим вопросом, особенно умные дети. Ваш сын, по крайней мере, спросил.

– И что вы ответили?

– Что мистер Холмс, разумеется, умер. Это элементарно, мистер Вильчук: каким же еще может быть ответ на такой вопрос.

– А вы?..

– А я стараюсь без необходимости не лгать, тем более – детям.

– И как же умер мистер Холмс? В своей постели, в Сассексе?..

Старик покачал головой.

– Нет, – сказал после короткой паузы. – Не в Сассексе и не в постели. В 1891 году, в возрасте тридцати семи лет. На склонах Рейхенбахского водопада.

– А все остальное? Все рассказы, которые написал Конан Дойль уже после? Не было чудесного спасения, не было обмана, трюка с запиской?..

Старик снова оценивающе взглянул на Вадима.

– Обман, конечно же, был. Но давайте подумаем… пофантазируем. Представим себе, что Мориарти явился на встречу с мистером Холмсом. Помните, как это описывал сэр Артур? – Он закрыл глаза и процитировал: – «Мориарти действовал не один. Его сообщник – и я с первого взгляда увидел, как опасен был этот сообщник, – стоял на страже, когда на меня напал профессор. Издали, не видимый мною, он стал свидетелем смерти своего друга и моего спасения. Выждав некоторое время, он обошел скалу…» – Старик прервался и махнул рукой: – Ну что, мистер Вильчук, звучит правдоподобно? Зачем бы сообщнику выжидать, а Мориарти так рисковать? Не проще ли было застрелить мистера Холмса сразу?

– Вряд ли такой финал понравился бы читателям, – осторожно заметил Вадим.

В конце концов, подумал он, Андреич еще минут пять подождет и явится его выручать. А уж Андреич, выручающий кого-нибудь… лучше не становиться у него на пути, мистеры и сэры.

– Но такой финал, согласитесь, логическим образом вытекал бы из всего, что случилось прежде, всего, о чем сказано у Конан Дойля. Сам мистер Холмс согласился бы с этим. Все-таки он был человеком с железной логикой, холодным разумом и несгибаемой волей. И вот представьте себе, – продолжил после паузы старик, – что именно испытал бы такой человек, если бы обнаружил себя лежащим на одном из влажных уступов склона, который обрывался в бездну. Этот человек помнил, как услышал два выстрела, помнил, как упал и потащил за собой своего противника. Помнил, что последней мыслью его была мысль о двух других злодеях, которые выжили и могли восстановить всю сеть, созданную Мориарти. Представьте себе мистера Холмса на уступе в бездне Рейхенбахского водопада. Первое, что он обнаруживает, – то, что жив. Второе – что мертв. Это элементарно: если тело не дышит и не кровит, а дыры от пуль прощупываются и пули по-прежнему там, внутри… Что тут скажешь. Он осознает наконец, что очнулся от крика, кто-то звал его по имени; уже не зовет, но мечется по тропе где-то далеко наверху. Прямо над уступом, где лежит мистер Холмс, каким-то чудом проросло деревце, его ветви закрывают мистера Холмса от взглядов сверху – но они же не позволяют ему видеть даже край обрыва. Он проверяет, слушается ли его тело. Тело слушается, хотя не должно бы. По мокрым, скользким камням мистер Холмс пытается взобраться наверх. Когда ему это удается, уже наступает поздний вечер. На тропе – никого. Он не представляет, что делать дальше. Мориарти мертв, но враги живы. Обратиться к Ватсону – поставить под угрозу жизнь друга. Но главное, что терзает: сомнение, которое пришло в первые же секунды еще там, на утесе.

Старик вопросительно взглянул на Вадима, как будто задал очень простой вопрос.

– Если – по-вашему – мистер Холмс был мертв, но не умер, то не случилось ли того же с Мориарти?

– Именно! И вот он остается там, взбирается в пещеру, о которой после расскажет Ватсону, прячется и выжидает. Видит, как приходят полицейские, как пытаются восстановить картину происшедшего. Впервые за много лет обнаруживает, что мысли путаются. Одна, главная, мешает ясно размышлять: он должен поймать двух крупнейших злодеев из шайки Мориарти. Должен их обезвредить. Должен! Он пытается уснуть, но обнаруживает: в этом нет необходимости. Тело существует по другим законам – или, если угодно, вопреки всем законам природы. Наутро он спускается вниз и отправляется во Флоренцию, еще не зная, каким образом добьется своей цели, но четко представляя первые к ней шаги. Дальнейшее – детали. Три года мистер Холмс проводит, странствуя по миру. Затем возвращается в Лондон и помогает в поимке полковника Морана. Служит приманкой – разумеется, он сам, а не выдуманный Ватсоном манекен, который якобы передвигали каждые четверть часа; Моран был слишком опытным охотником, чтобы купиться на такой дешевый трюк.