А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом Страница 5

Он нежно прикасался пальцами к переплету альбома, как будто имитация под кожу казалась ему мягким кошачьим мехом — для меня это было слишком, я понимал, что не могу остаться и больше никогда его не увижу. Я попрощался с ним и оставил его стоящим перед домом престарелых с альбомом в руках. Я понимал, что должен был бы сделать гораздо больше, но что я мог сделать? Я вернул ему его кошек, я все равно не смог бы вернуть ему прожитую жизнь... и то, что он поделился своими воспоминаниями со мной, уже доставило мне боль, особенно его фантазии насчет того, что он мечтал стать котенком. Мне кажется, что даже старые друзья, люди, живущие рядом друг с другом, не часто раскрывают такие личные мысли — особенно если их не просят об этом. Как только узнаешь человека поглубже, становится трудно смотреть ему в лицо, как будто заглядываешь с помощью специальных рентгеновских очков в душу человека. Никто не должен быть таким уязвимым по отношению к другим людям.

Особенно к тем, кого едва знаешь...

Через несколько дней после того как я познакомился с Говардом Гарни, мой отпуск закончился, и я вернулся в свою студию, чтобы превращать безжизненные товары в нечто... потенциально необходимое людям, которые совсем недавно не имели понятия, что им нужно именно это, до тех пор пока, вернувшись домой после работы, не обнаруживали в своем почтовом ящике очередной номер «Венити Феар» или «Космополитен», который просматривали на досуге. И дело не в том, что я чувствовал ответственность за превращение неизвестного в нечто необходимое, даже если я хранил то, что когда-либо фотографировал, для меня это не было чем-то близким. Я мог ценить свои работы, уважать мои труды... но я никогда бы не назвал бутылку мужского одеколона именем домашнего любимца.

Я завидовал Говарду за то, что он любил то, что делал, потому что у него была свобода делать то, что он хотел, и потому что люди из канувшей в лету фирмы «Жевательный табак Каца» мало заботились о том, что нарисовано рядом с их названием (о, если бы такое безразличие было доступно в моей работе...).

Но мне было жалко Говарда потому, что, работая над тем, что любишь, очень трудно, трудно закончить этот процесс, приносящий удовлетворение, тем более что такой конец неизбежен.

Что сказал старик в интервью по телевидению? Что он слишком стар, чтобы залезать на лестницу? Это было так же ужасно для него, как то, что он больше не может водить машину...

Забавно, но у меня было такое чувство, что, если б он мог залезть на лестницу, он бы продолжал рисовать кошек на сараях независимо от того, платит ему Кац или нет.

Я вряд ли мог сказать о себе то же самое.

Как-то раз я снимал серию фотографий женского одеколона, который оказался бутылочкой с содержимым, скорее напоминавшим промышленные отходы, чем жидкость с благоухающим ароматом, описанным как «смесь трав, усиленная ароматом корицы», хотя пахло от нее, как от дешевого дезодоранта, и в этот момент зазвонил телефон. Автоответчик был включен на полную громкость, поэтому я мог слушать сообщения не отрываясь от съемок, но я поспешил к телефону, услышав дребезжащий голос, который спросил:

— Это не вы подвезли мистера Гарни до дома пару месяцев назад?

— Да, вы со мной разговариваете, это не автоответчик...

Женщина на другом конце провода начала без предисловий:

— Извините за беспокойство, но мы нашли вашу визитку в комнате мистера Гарни... перед ежедневной прогулкой он каждый раз листал тот альбом, который вы ему подарили, но

он не выходил из дому за неделю до того, как...

У меня заныло в желудке, и скоро я почувствовал, как все тело немеет от ожидания... в то время как женщина, ответственная за содержание престарелых, продолжала сыпать словами, рассказывая о том, что никто не видел старика с тех пор, как он сел в проезжавшую машину с канадскими номерами, что означало, что он мог уехать куда угодно, но, возможно, направился в сторону Нью-Йорка. Я покачал головой, хотя женщина на другом конце провода не могла видеть моего движения, и ответил:

— Нет, мадам, здесь его нет. Он должен быть где-то неподалеку. Я в этом уверен. Если его нет в Литл Иджипт, тогда он, возможно, в другом штате. В Кентукки... поищите там, где есть реклама табака Каца...

— Что?

Я приложил трубку к груди, пробурчал «Ах ты глупая старая перечница!», чтобы успокоиться, а затем сказал:

— Он рисовал рекламу на сараях... он прощается с ними. — Когда я произнес последние слова, я удивился тому, что именно это пришло мне на ум... и мой инстинкт художника — инстинкт,

который разделяли мы с Гарни — подсказал мне, что я действительно был прав.

Несмотря на то что женщина из дома престарелых получила от меня всю информацию, она больше не звонила мне после того, как тело Говарда Гарни нашли в некошеной траве, окружавшей один из сараев, на которых была запечатлена его работа.

Я узнал о его смерти одновременно с другими людьми, которые смотрели Си-эн-эн поздним осенним вечером, по сети показывали его ранние и поздние работы вместе с сентиментальным некрологом, который завершался показом «маленьких кисок», возле которых и было найдено его тело. Камера приблизилась к Миш-Миш, показывая серо-белую шерсть на мордочке, персиковое пятно под глазом, и эта киска выглядела так реально, что каждый, независимо от того, любит он кошек или нет, мог понять что Говард Гарни был не просто художником. Он был гением, таким же великим, как Грандма Мозес или другие художники такого же плана.

Дж. Суарес был первым, кто издал книгу, посвященную Кошкам Каца, так стали известны творения Гарни. Знаменитые фотографы, такие как Херб Риц, Энни Лейбовиц и Аведон, приняли участие в работе. Меня среди них не было, я занимался другими фотографиями для одного из обществ борьбы со СПИДом. Потом появились специальные репортажи о нем, и даже выпустили почтовую марку с его портретом и фотографией одной из кошек Каца.

Ирония заключается в том, что Гарни вряд ли получил бы удовольствие от всей той шумихи, которая была раздута вокруг его работ, — то, что он делал, было слишком личным. И дело даже не в том, что он с такой теплотой рассматривал портреты своих «девочек» у меня в машине, и даже не в том, что он поделился со мной своей детской мечтой стать таким же маленьким, как котенок. Был один положительный момент в том, что его работы были представлены публике. Это дало мне возможность понять, что на самом деле случилось с ним, и для этого даже не нужно было приезжать в маленький город, где я познакомился с ним, или видеть дом престарелых, ставший его пристанищем.

Какие-то полицейские нашли его тело, оно лежало в высокой траве рядом с сараем, на котором он рисовал своих «девочек», он лежал на левом боку, свернувшись калачиком, прикрывая лицо руками, совсем не так, как спят или отдыхают кошки. Очевидно, у него был сердечный приступ, но не это было причиной его искаженного лица, очевидно, его покусали муравьи. И не важно, что написали в протоколе полицейские, не надо быть врачом, чтобы знать, что сердечный приступ не бывает безболезненным.