Иван Катавасов - Коромысло Дьявола Страница 5

Верно, заведение совсем недавно открыли. Даже вывеску с каким-нибудь глупым названием не успели подвесить. Лишь узорчатый латунный фонарь над входом с прямоугольной древнегреческой спиралью-меандром и буквами «альфа» и «хи».

«АХ» получается, и Филипп своемысленно пожелал, чтобы кофейня оказалась вовсе не аховой, но приличным и недорогим прибежищем страждущих покоя душ. От 50 граммов греческой «Метаксы» он бы тоже не открестился. Или, быть может, по античным понятиям тут-ка исключительно потчуют разбавленным красным вином?

Как только Филипп потянулся к солидному латунному кольцу, служившему дверной ручкой, им моментально овладело чувство, как будто он допрежь здесь бывал, заходил. Забегал как к себе домой на минуточку за какой-нибудь мелкой надобностью и по-новому спешил по делам.

Опять оно, дежавю. И снова странно и приятно. Словно чье-то легчайшее дуновение души коснулось.

Дверь легко отворилась, точно ждала его прикосновения. Коротко, но мелодично звякнул, наверное, бронзовый колокольчик.

Внутри греческой кофейни, как ее окрестил Филипп по орнаменту-меандру, было тихо, уютно, безлюдно, прохладно. Слева и справа у стен — стойки на три и четыре круглых табурета. Мягкий боковой свет, словно бы закат встречается с рассветом.

Прямо перед входом — алтарное возвышение бара, за ним — иконостас разноцветных бутылок снизу доверху. Под левую и правую руку сейчас отсутствующего алтарного служителя — никелированная экспресс-кофеварка и поддон с раскаленным желтым песком; в нем небольшая турка с закипающим кофе.

Больше в этом храмовом заведении при беглом осмотре не было ничего и никого существенного. Кроме вкуснейшего запаха кофе.

Не дождавшись без вести пропадающего халдея-служителя, Филипп потянулся через прилавок и спас от перегрева серебряную емкость, песок и сердито закипавшее кофейное удовольствие. Засим он плавным и осторожным непрерывным движением влил горячий кофе в чашку, стараясь, чтобы в нее не попала пена с твердыми частицами.

— С вашего позволения, милостивые государи и государыни, — громко произнес Филипп, но на его призыв никто не объявился из-за узкой двери слева.

— Тогда позвольте мне лично распорядиться самообслуживанием.

На последнюю фразу тоже никто не откликнулся, и Филипп старательно налил в мерный стаканчик ровно 50 грамм ненароком случившейся на барной стойке початой бутылки греческого коньяка. Именно «Метаксы», как и взалкал наш герой.

Чудесное совпадение не произвело на него ровным счетом никакого впечатления. Он был скептиком и сперва полагал проверить, опробовать коньяк и кофе на качество.

А то мало ли какой фальсифицированной дряни, заразы, отравы в наши времена недоразвитого капитализма вам могут подлить, подсыпать, подложить, подбросить частные и государственные субъекты бесконтрольного хозяйствования?

Кофе и коньяк особых нареканий у Филиппа Ирнеева не вызвали. Особенно вторая порция из турки с осевшей на дно гущей. Среднестатистические цены в заведении опять же не провоцировали резких антиправительственных, антипрезидентских выступлений или разноцветных революционных настроений.

Хорошо бы вдобавок закурить для полного наслаждения. Хотя, если судить по меню и табачной витрине, в кофейне предлагали исключительно и легитимно фальсифицированную табачную продукцию злостной отечественной расфасовки и упаковки.

Филипп не имел пристрастия к дрянному табаку и махорке, курил изредка для вящего удовольствия и только заведомо качественный продукт, предпочитая сигары, но не отрекался и от американских сигарет с настоящим виргинским наполнением. На такой случай, он знал, во многих заведениях под прилавком держат контрабандный товар для ценителей истинного табачного довольствия.

Оставалось дождаться служителя или служительницы кофейни, кабы получить подлинное сибаритское услаждение. Качество коньяка и кофе ко многому обязывает, включая противодействие государственной политике фальсификации табачных изделий.

В ожидании продолжения чудес Филипп оглянулся, осмотрелся в поисках индуктивных деталей, характеризующих благолепные культурные намерения хозяев заведения.

Среди бутылок красуется исполненная древнегреческой вязью небольшая табличка с надписью «Γνώθι σαυτόν», пару тысячелетий тому назад приглашавшей посетить оракула в храме Аполлона в Дельфах. Для малограмотных она переведена на вульгарную латынь: «Nosce te ipsum». Тогда как для неполноценных невежд, не имеющих какой-либо образованности, не только классической, внизу означено прописной кириллицей: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ.

Вверху над дверью, ведущей наружу, поместилось название заведения. Гравированные готические буквы гласят: ASYLUM SAPIENTI. Очевидно, из-за природной ненависти темных городских властей ко всему иностранному и непонятному хозяева не рискнули уместить эту маюскульную вывеску в качестве наружной рекламы.

Уместно или нет, но наш Фил Ирнеев не мог похвастаться каким-нибудь классическим образованием, хотя и закончил гимназию. Впрочем, подумав и сопоставив слова из новых языков, умозаключил, что это, должно быть, означает: УБЕЖИЩЕ ДЛЯ РАЗУМНЫХ.

Имя-прозвание у кофейни ему пришлось по душе. Славно оно, между прочим, задумано без лицемерной скромности, с интеллектуальным вкусом и без низкопоклонства перед невежественной чернью. Умно и очень к месту. Годится, если к злокачественной постсоветской ксенофобии и к самодовольному демократическому невежеству он относится по-аристократически брезгливо, как к мерзким, скользким, ползучим и прыгучим гадам на полосе движения. «Дави жабу в протектор и крути руль в сторону заноса!»

По ассоциации вспомнив о сегодняшней красноголовой очковой ведьме на дороге, о трех покойниках и одном полутрупе по ее змейскому зловредительству, Филипп в легком раздражении глянул на аналоговые часы в заставке мобильника. Время шло к полноразмерному обеду.

Так и не увидев куда-то запропавших бармена или, скорее всего, барменшу, Филипп с лихвой расплатился за полученное кофейно-коньячное удовлетворение, бросив на поднос с мелочью достаточно крупную купюру. «Где их тут носит, чертей-халдеев?»

Подумал и захватил с собой кем-то забытую белую розу, одиноко лежавшую на круглой табуретке у стены. «Ей, должно быть, скучно. Ни людей, ни музыки».

Бронзовый колокольчик сыграл клиенту заведения грустную прощальную мелодию, когда тот его покинул.

На улице Филиппа Ирнеева встретили 28 градусов жары и уставившаяся на него дебелая полублондинистая девица в кроссовках, в тонких блекло-лиловых брючках с застежкой «молнией» на мужскую сторону, в синем топе над кисельным пузцом с наметившимся целлюлитом. Она прицельно прищурилась и тряхнула пегими недокрашенными волосами.