Ксандр Лайсе - Моя любимая сказка Страница 50

Вот уж чего-чего, а этого я не ожидал! А потому и не стал бить.

— Что случилось?! — перепуганная Яра уже подбежала ко мне. Какая бледная! Капельки воды тускло искрили на её щеках. На моём лице они бесследно исчезали. Испарялись. Я их почти не ощущал.

— Скотина! — простонал сквозь зубы Ромка, пытаясь подняться.

— Это я — скотина?! — мне показалось, я не сказал — прорычал эти слова. Вся моя ярость, весь гнев на собственное бессилие встали во мне девятым валом и выплеснулись наружу. Руки дрожали, но это был не страх — бешенство. Добью!

Ярослава, поняв, что сейчас будет, встала между нами и схватила меня за плечи.

— Мишка! Не надо! Ты что, не узнал, кто это?!

— Я не узнал?! Я-то как раз узнал! — я тяжело дышал, пытаясь сдержать ярость. Когда понимаешь, что в ярости — значит, уже не в ярости. Но руки по-прежнему дрожали.

Ромка, кашляя, пытался встать. Насколько я помню, разогнуться после такого нелегко. Боль не даёт.

— Ты что с ним сделал?! — Яра хотела уже нагнуться к нему, но Ромка оттолкнул её руки и, держась за ограду газона, привстал сам.

— Я сделал?! — возмутился, было, я, но потом сообразил, что наша стычка произошла быстро, и Яра могла просто не разглядеть, кто кого ударил первым. — Я сделал?! Смотри! — я повернулся под свет фонаря и запрокинул голову.

— Ой! — фонарь светил прямо в глаза, но я ощутил лёгкие пальцы на моей скуле. — Синяк будет!

— Да бог с ним! — я опустил голову и взглянул на Ромку, всё-таки поднявшегося на ноги. — Ты что, совсем от белочки своей охренел?!

— Скотина! — снова прошипел Ромка, отплёвываясь, и, видимо, намереваясь продолжать потасовку.

— Мало тебе?!

— А ну прекратите! Оба! — Ярослава стояла между нами, глаза её сверкали, а её голос напомнил мне повелительные интонации Ларисы. — С ума сошли?! Взрослые мужики!

— Кто это? — выдохнул Ромка уже менее агрессивно, заинтересованно глядя на Яру.

— Не помнишь? — ехидно поинтересовался я, и передразнил — «Скажите, девушка, а в „слове о полку Игореве“, это не про вас написано».

— Не… — Ромка, как мне показалось, смутился. Видимо, всё-таки, что-то вспомнил. — Не помню…

— Ну, тогда позволь представить: Ярослава, моя девушка, — я переглянулся с Ярой. — Ну, тебе этого… представлять не надо.

Яра постепенно успокаивалась. Чёрт возьми! Та сильная, властная женщина, только что стоявшая между двумя готовыми друг друга убить мужчинами, и вот эта перепуганная девчонка — один и тот же человек! С ума сойти, как же… Как мне повезло! Не сейчас, а вообще, в жизни! Никому, никому и никогда не отдам! Ни старухе этой, никому!

Ромка мрачно переводил взгляд с Яры на меня и обратно.

— Может, объяснишь, какая муха тебя укусила? — ярость, застилавшая мне глаза, прошла совершенно.

— Муха? — он нехорошо улыбнулся — Муха, значит?

Оказалось, сегодня днём к нему заезжала Аллочка. Свои многочисленные вещи она давно уже вывезла, но, видимо, не все. Между розысками какой-то чрезвычайно ценной туши для ресниц и не менее необходимого осенью купальника она и сообщила Ромке, что человеку свойственно ошибаться, но это не беда, главное — уметь признать и исправить ошибки. Её же ошибка — теперь она ясно это осознала — состоит в том, что она ушла от Миши. И пока обалдевший Ромка переваривал услышанное, Алла с восторгом поведала: оказывается, все эти годы Миша её любил и надеялся, что она осознает свою ошибку… и вернётся. Вот это — мужчина, настоящий рыцарь, сказала она, умеющий любить, прощать и ждать свою даму сердца… И дальше всё в таком роде.

Взгляд Ярославы говорил: она не верит… вернее — не хочет верить.

— Ерунда. Бред. Во-первых, мы с ней по взаимному согласию разошлись. А во-вторых — сколько лет уже прошло! Я о ней и думать забыл… — я вдруг понял, насколько устал за сегодняшний день. Что-то доказывать не хотелось.

— Да?! — Ромка торжествовал — Может, она и в гости к тебе не приезжала?! На днях? А? — торжество сменилось яростью — Может, и с работы не ты меня ушёл?!

— Слушай, я тебя не… — я мысленно махнул рукой, всё равно без толку — Ну, приходила. И что?

— Предатель!

— Я предатель? А тебе напомнить, кто от кого и почему в институте по закоулкам шарахался? И кого пришлось в столовой выслеживать? А теперь ты у нас — униженный и оскорблённый?! — Ромка молчал. Я опять начал заводиться. — Как вы меня уже достали! То Алла с какими-то намёками приезжает, то мать твоя звонит, ругается! Жизнь мне испортить грозит! Что вам всем от меня надо?! Вот тебе лично от меня что надо?

— Мне морду тебе набить надо! — хрипло отозвался Ромка. По лицу Ярославы скользнула тень.

— Не судьба. Ещё что?

— Алла… погоди, тебе мать моя звонила?!

— Представь себе! Оказывается, я тебя спаиваю! По твоим же словам, кстати! — Ромка, кажется, собирался что-то сказать, но не успел — зазвонил телефон. Мой.

Это называется — помяни чёрта.

— Алла, — я снял трубку — Да, Алла, я слушаю. Ромочку потеряли? А он тут, сражаться за тебя приехал. Что? Бить, говорю, меня собирался. Нет, руки-ноги целы. Нет, трезвый. Удивительно. Да, правда, трезвый. Что, трубку? Передаю.

— Скажи ей, что ты жив и трезв, — я передал ему телефон.

Ромка отошёл на пару шагов.

— Алёк! Да я… Живой. Целый и невредимый. Да. И маме скажи… Нет, трезвый. Пусть не нервничает… Что? — он помолчал, видимо, слушал. — Уже еду! — ответил он наконец; теперь его голос звучал с подъёмом. — Алёк! Я уже выезжаю! Да, прямо сейчас!

Он молча вернул мне телефон и отвернулся.

Ушёл Ромка так и не сказав ни слова. Даже не попрощавшись.

— Извини… — единственное, что я мог сказать.

Дождь усилился. Мы стояли у окна в моей комнате.

Больше всего я боялся, что Яра что-нибудь спросит… И я не смогу ответить. Пока мы поднимались ко мне, я несколько раз встретил её взгляд… Такой, словно мы только что познакомились, и она меня совсем не знает.

— Это ты меня прости… — она говорила тепло и тихо, и у меня отлегло от сердца — У тебя, оказывается, своих проблем полно… а тут ещё я со своими…

— Яр! Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Она подняла глаза. Бедная замученная девочка!

— Я очень устала… мне надо поспать. Я просто не могу сейчас об этом думать… не хочу.

Ярослава заснула почти сразу. Её руки, казавшиеся обычно прохладными, были горячими, как огонь. Обняв меня, она прижалась к моему плечу и задышала глубоко и ровно.

Похоже, сказались переживания последних часов: заснуть мне никак не удавалось. Такое чувство, будто устал настолько, что спать уже невозможно. Вспомнились слова рунолога: «Держитесь от неё подальше». Подальше? На Ярославу он всё время смотрел так, словно нападения от неё ожидал. Что ему наговорила Лариса? И что такого она сама увидела в Яре? Позвонить, спросить? Нет. Как будто снова открытая ладонь возникла передо мной, и загораживает, запрещает… Нельзя звонить. Но и жить вот так, не зная… тоже нельзя!