Стефани Перри - Точка отсчета Страница 51

Мостик, перекинутый над дамбой, заканчивался короткой лестницей, ведущей к двери. Они поднялись по ней, Билли двигался впереди, и так они вошли в машинный зал: бетонные дорожки были огорожены донельзя ржавыми перилами, а вдоль стен располагалось тяжелое трубовидное оборудование. В этом помещении было две двери. Та, что находилась на севере, оказалась тупиковой — она вела в складское помещение. Дверь же в западной части машинного зала была открыта — за ней тянулся длинный огороженный коридор, приводящий к следующей двери.

- Идем дальше? - спросил Билли, и Ребекка кивнула в ответ. Вероятно, там был еще один тупик, но она как можно дольше не хотела возвращаться тем путем, которым они пришли сюда. Они уже достаточно насмотрелись на смерть и разрушения; Ребекка не хотела возвращаться в исследовательский центр ни на секунду.

Билли двинулся вперед по коридору, а она замерла на месте, заметив серебристый край тяжелой двери. Она была укреплена сталью, а рядом с ней имелось устройство для считывания магнитных карт. Кто-то засунул палку под дверь, чтобы она не закрылась.

"Палка мокрая”, - подумала Ребекка, трогая блестящий деревянный кусок. Отдернув руку, она заметила, что к кончикам пальцев прилипла какая-то слизь, нитями тянувшаяся от палки.

На долю секунды у нее появилась дикая идея о том, что, по какой-то причине, пиявки открыли и застопорили дверь, но она тут же выкинула эту мысль из головы, напоминая себе, что пиявки тут были повсюду. Девушка отерла руку о жилет и догнала Билли, который к тому времени дошел почти что до конца коридора, и сейчас перезаряжал Магнум.

Эта дверь тоже была открыта, и он толкнул ее. Еще одна лестничная площадка, снова бетон и металл, еще один короткий коридор, ведущий вниз. Билли, вздохнув, шагнул внутрь, Ребекка вздохнула вслед за ним. Похоже, это место просто бесконечное.

В этом помещении пахло как на пляже во время отлива, хотя разглядеть что-то от входа было сложно — комната просто не укладывалась в поле зрения. Они сделали буквально пару шагов внутрь и услышали, как позади них щелкнул замок; дверь закрылась.

- Автоматическая блокировка? - нахмурившись, спросила Ребекка.

Билли вернулся к двери и подергал ее за ручку:

- Нет, дверь и раньше была плотно закрыта, но я ведь смог ее открыть. С чего бы вдруг замку срабатывать только после того, как мы зашли внутрь...

И тут Ребекка услышала низкий звук, от которого сердце чуть из груди не выскочило. Он быстро нарастал, переходя в глубокий, похожий на кудахтанье, смех, доносящийся из комнаты, что простиралась за площадкой, на которой они стояли.

Не сговариваясь, они с Билли отошли от двери, крепко сжав оружие в руках, и двинулись вперед, заходя за угол...

... и застыли, глядя на бескрайнее море жизни, кипевшей вокруг, жизни, казалось, покрывавшей каждый сантиметр стен, капающей, ползающей по потолку и полу жизни. Пиявки, тысячи и сотни тысяч пиявок. Это помещение было большим, с высокими потолками, и в ширину оно тоже было немалым, но маленький коридор, идущий вдоль задней стены разделял его на части. Центральной конструкцией здесь были печи для сжигания отходов, вздымающиеся к потолку; через отверстия в металле виднелись блики огня. У южной стены находилась большая металлическая дверь, встроенная в углубленные створы, и, видимо, она была единственным выходом отсюда, при условии, что им захочется пробежать через всех этих пиявок, мысль о которых Ребекку совершенно не грела. Вдобавок ко всему, просторная комната оказалась двухуровневой: центральную конструкцию огибал помост, в верхней части которого с одной стороны горел открытый огонь, и вспышки его мерцали, отражаясь от черного, бурлящего моря пиявок, заполонившего все углы и закоулки комнаты. На самом же помосте была одинокая фигура: там, смеясь, стоял высокий, широкоплечий молодой мужчина, это его сильный и одновременно странный голос заполонил помещение, пропахшее морской солью и гнилью.

- Добро пожаловать, - сказал он, и рассмеялся снова, на каждом его плече, свернувшись, сидело по пиявке, их сородичи ползли вниз по его вытянутой руке. Он весь был окружен этими созданиями. - Не могу выразить, как я счастлив, что вы присоединились к нам. Вы наши почетные гости... Ведь это же ваши поминки.

Ребекка смотрела на него широко открытыми глазами, замерев на месте и не в силах вымолвить ни слова, но Билли шагнул вперед и громко спросил:

- Ты же его сын, так? Или внук.

Ребекка тут же поняла, о ком говорит ее напарник, и сама не заметила, как кивнула, соглашаясь.

"Конечно же...”

- Правильно, - отозвался молодой мужчина, широко улыбнувшись, и его улыбка была поистине дьявольской. - В некотором смысле, я и тот, и другой.

Его руки чуть дрогнули, словно он собирался пожать плечами, и изменились, по телу пробежала волна трансформации, выглядевшая, будто спецэффект в кино. Длинные, темные волосы стали короче, поседев на глазах, а черты молодого лица стали старческими, изборожденными морщинами и складками, глаза его также изменили цвет, а зрачки стали шире. Буквально через пару секунд он уже не был молодым мужчиной, но улыбка его по-прежнему оставалась холодной и жестокой.

Теперь уже замолчал Билли, а Ребекка, которая никак не могла поверить в то, что это не очередной фокус и не очередное фальшивое лицо, выдохнула лишь одно имя:

- Доктор Маркус?

Старик на помосте кивнул и заговорил.

- Десять лет назад Спенсер убил меня, - произнес он, и воспоминания начали проноситься в его ставшем коллективным сознании: сейчас его дети вспоминали за него. Вплывавшие образы были темными и размытыми, нечеткой формы и неопределенного цвета, но чувства, которые они вызывали, были так же ясны, как и в тот день, когда он расстался с жизнью.

К тому времени он уже ожидал, что рано или поздно его устранят, но все же это действо стало для него неожиданностью. В тот день он работал в своей лаборатории, а его дети играли в бассейне у его ног, и внезапно дверь, громко хлопнув, распахнулась, раздался громовой звук выстрелов, он увидел огонь и... это был конец. Он помнил, как больно ему было, когда он падал на колени, прижав руки к пулевым отверстиям в груди и животе, и помнил, что успел увидеть два знакомых лица: в лабораторию зашли двое мужчин — его блестящие последователи, его лучшие студенты, и они стояли, глядя на его последний вздох. Да, тогда Альберт Вескер и Уильям Биркин улыбались — улыбались!

Он вспомнил чувство утраты и невероятный гнев, поднявшийся из самых глубин угасающего сознания, в то время как тело осело и рухнуло в бассейн, и вспомнил, как его дети бросились врассыпную, и все заволокло черным...