Чак Хоган - Штамм Закат Страница 54

В прошлом уже предпринимались подобные попытки грубого решения проблемы, и все они провалились. У этой книги было слишком много жизней. Я должен быть абсолютно уверен, что она погибла. Вплоть до того, что мне потребуется лично наблю­дать, как она горит.

Вдруг Владыка выпрямился в полный рост. Что-то от­влекло его внимание — нечто такое, что лишь Владыка был способен воспринять.

Тварь что-то увидела. В физическом смысле Владыка на­ходился в пещере, вместе со всеми, однако в психическом смысле Тварь смотрела на мир глазами другой твари — одной из тех, кого Владыка назвал Расплодом.

В голову Палмера Владыка шепнул всего одно слово:

Мальчик.

Палмер ждал объяснения, но его так и не последовало. Владыка уже вернулся в текущую реальность, в «здесь и сейчас». И вернулся он — ко всем, окружавшим его, — с новообретенной уверенностью, словно бы ему довелось узреть будущее.

Вот вам завтрашний день: весь мир охвачен огнем, а книга и мальчик -у меня в руках.

Блог Фета

Я убивал.

Я умерщвлял.

Я лишал других жизни.

Теми самыми руками, которыми я сейчас печатаю на клавиатуре.

Я колол, кромсал, бил, крушил, расчленял и обезглавли­вал.

Моя одежда и моя обувь были измараны их белой кровью. Я уничтожал. И я испытывал радость от уничтожения.

Вы можете заявить, что, как профессиональный истре­битель крыс, я всю жизнь тренировался, готовясь именно к этому.

Я могу понять этот довод. А вот принять его не могу.

Потому что одно дело — когда крыса в слепом ужасе взбирается по твоей руке.

И совсем другое дело — когда перед тобой стоит твой собрат, твое подобие в человеческом облике, и ты должен сразить его.

Они выглядят как люди.

Они очень похожи на вас и на меня.

Я больше не истребитель крыс.

Я охотник на вампиров.

И вот еще что.

Есть вещи, которые я могу поведать только здесь, по­тому что я не отважусь сказать это вслух кому бы то ни было.

Просто я знаю, что подумают люди.

Я знаю, что они почувствуют.

Я знаю, что они увидят, взглянув мне в глаза.

Как можно? — спросят они. Столько убийств...

А мне вроде как нравится убивать.

И я весьма способен к этому.

Может быть, я даже очень способен к этому.

Город рушится. Вероятно, рушится весь мир. Апокалип­сис — серьезное слово. Веское слово. Особенно когда осо­знаешь, что ты и впрямь смотришь апокалипсису в лицо.

Не может быть, чтобы я оказался один такой. Где-то должны быть и другие, похожие на меня. Люди, которые прожили свои жизни с ощущением неполноты, половин­чатости. Люди, которые нигде на белом свете не могли по-настоящему применить себя. Которые никак не могли по­нять, с чего это вдруг они оказались на этой земле и к чему предназначены. Люди, которые никогда не отвечали на чей-то зов, потому что никакого зова и не слышали. По­тому что никто не взывал к ним.

Пока еще не взывал.

До этой самой поры.

Пенсильванский вокзал

Нора отвернулась, как ей показалось, всего лишь на секунду-другую. Несколько мгновений она смотрела на большое табло, ожидая, когда появится номер их перрона, но вдруг ее взор ушел внутрь, и Нора, измотанная до край­ности, отключилась.

Впервые за много дней она ни о чем не думала. Никаких вампиров, никаких страхов, никаких планов. Зрение рас­фокусировалось, а сознание перешло в спящий режим, притом что глаза оставались открытыми.

Когда Нора, моргнув несколько раз, вернулась в реаль­ность, ее охватило то же чувство, какое бывает у человека, проснувшегося от кошмара, в котором он падает с боль­шой высоты. Содрогание. Испуг. Короткое «ох!».

Нора повернулась и увидела рядом с собой Зака — он слушал что-то по айподу.

А ее мамы не было.

Нора огляделась — нет, мамы не видно. Она стянула с Зака наушники, попросила его о помощи, и Зак тоже на­чал осматриваться по сторонам.

— Жди здесь, — потребовала Нора, показав на сумки. — Не двигайся с места!

Она стала проталкиваться сквозь тесную толпу, скопив­шуюся у доски информации об отправлениях поездов, — люди стояли буквально плечом к плечу. Нора пыталась най­ти хоть маленький шовчик в плотной людской ткани, хоть какую-нибудь тропочку, которую могла проложить ее медлен­но передвигавшаяся мама, — но так ничего и не увидела.

— Мама!

Где-то позади раздались громкие голоса. Нора поверну­лась и опять стала проталкиваться — теперь уже на шум. Толпа выпустила ее, только когда Нора оказалась у самого края главного вестибюля, возле опущенной решетки за­крытого продуктового магазинчика.

Там она и увидела свою маму, которая держала горячую и страстную речь перед каким-то совершенно озадачен­ным всем происходящим семейством — судя по виду, из Южной Азии.

— Эсмей! — вдруг завопила Норина мама, обращаясь к Норе по имени своей покойной сестры, давно умершей Нориной тети. — Следи за чайником, Эсмей! Он кипит, я слышу это!

Нора наконец достигла матери, взяла ее за руку и, заика­ясь от волнения, принесла извинения азиатскому семей­ству — мужчине и женщине с двумя маленькими дочками, со всей очевидностью не владеющим английским.

— Мама, пошли.

— Ну наконец-то, Эсмей, — сказала Мариела Мартинес. — Что это у нас горит?

— Пошли, мама. — На глаза Норы навернулись слезы.

— Ты спалишь мой дом!

Нора вцепилась в руку матери и потащила ее сквозь тол­пу, не обращая внимания на ворчливые реплики и явные оскорбления. Зак стоял там, где Нора его и оставила, — приподнявшись на цыпочки, он высматривал их в толпе. Нора ничего не сказала Заку, — ей очень не хотелось рас­плакаться на глазах у мальчика. Но все это было уже черес­чур. У каждого человека есть предел прочности. Свой предел был и у Норы, и она очень быстро подбиралась к нему.

Как же мама гордилась Норой — и тогда, когда она за­щитила диплом по химии в Фордемском университете*, и потом, когда Нора стала работать в Школе медицины университета Джона Хопкинса*, специализируясь на био­химии. Теперь Нора понимала, что мама тогда просто уве­рилась, будто добилась своего: ее дочка станет богатым доктором. Однако интересы Норы лежали в области здра­воохранения, а вовсе не в области терапии или педиатрии. Теперь, оглядываясь в прошлое, Нора видела: тень, отбро­шенная аварией на Трехмильном острове, повлияла на ее жизнь значительно сильнее, чем она в ту пору осознавала. В Центрах по контролю и профилактике заболеваний пла­тили зарплату в соответствии с государственной тарифной сеткой, и жалованье Норы куда как отличалось от тех кру­гленьких доходов, которые получали ее коллеги в частном секторе. Но она была молода и считала, что сначала долж­на послужить медицине, а прилично зарабатывать начнет как-нибудь потом.

И вдруг как-то раз ее мама потерялась на пути в супер­маркет. Потом возникли проблемы с завязыванием шнур­ков, с плитой — мама могла разжечь ее и спокойно уйти куда-нибудь. А вот теперь она разговаривает с покойника­ми. Печальный диагноз — болезнь Альцгеймера — заставил Нору отказаться от собственной квартиры, чтобы можно было ухаживать за матерью, состояние которой стреми­тельно ухудшалось. Нора хотела было найти подходящее лечебное учреждение для хронических больных, чтобы определить туда маму, но все откладывала этот шаг — глав­ным образом, по той причине, что она так и не придумала, где найти для этого деньги.

Зак сразу понял, что Нора не на шутку встревожена, однако решил не докучать ей вопросами. И так ясно: вряд ли она захочет обсуждать с ним какие-нибудь серьезные вещи. Поэтому Зак снова воткнул наушники и исчез для окружающих.

Затем, совершенно неожиданно, спустя много часов по­сле назначенного времени отправления, номер их перро­на наконец-то выскочил на большой информационной до­ске, и стало ясно, что нужный им поезд прибывает на плат­форму. Вокруг началась бешеная суета. Люди толкались, вопили, работали локтями, в воздух летела нецензурная брань. Нора подхватила сумки, зацепила маму за руку и дви­нулась вперед, проорав Заку, чтобы он двигался следом и не отставал.

Обстановка стала еще более безобразной, когда пред­ставитель «Амтрака», появившийся на верхней ступеньке узкого эскалатора, который вел вниз, к перрону, объявил о неготовности поезда. Нора обнаружила, что стоит почти в самом хвосте разъяренной толпы — очень далеко от эска­латора; она вовсе не была уверена, что их маленькой ком­пании удастся добраться до поезда, даже с оплаченными билетами.

«Ах, так?!» — возмутилась Нора. И воспользовалась тем, к чему давным-давно запретила себе прибегать: достав зна­чок ЦКПЗ, она принялась размахивать им, чтобы пробить­ся к началу очереди. Расталкивая людей, она убеждала себя, что делает это не ради личной, эгоистичной выгоды, а ради мамы и Зака. Толпа медленно и неохотно расступа­лась, позволяя им пройти, и тем не менее Нора слышала и ворчание, и откровенную брань в свой адрес, а глаза всех пассажиров метали в нее молнии.