Уильям Хьёртсберг - Сердце Ангела Страница 54

Крузмарк презрительно усмехнулся.

— Никто никого не крал. Мы его купили, и за хорошие деньги. Одним голодранцем меньше — значит, и налогов меньше платить. Ты ведь налоги платишь?

Я плюнул ему в лицо. В первый раз в своей жизни я плюнул в лицо человеку.

— Рядом с тобой таракан — избранник Божий. Я их давлю, и мне начхать. А тебя раздавить — еще и удовольствие. Начнем сначала. Давай про Фаворита. Все выкладывай: что видел, что слышал.

— С чего бы? — Крузмарк вытер плевок. — Ты ж меня не убьешь: кишка тонка.

— А мне и не надо убивать. Я просто уйду, а ты останешься. Может, тебя и найдут через месячишко. А ты, пока ждешь, можешь считать поезда — тоже развлечение.

Крузмарк слегка побледнел, но продолжал блефовать.

— И что тебе это даст?.. — остальное потерялось в шуме поезда. Я переждал, пока состав пройдет.

— Моральное удовлетворение. У меня ведь еще и кар точки на память останутся. Вот только проявить осталось. — Я поднес к его лицу желтую кассету с пленкой.

— Мне больше всего понравилось, как ты там с толстяком упражнялся. Эти я, может, даже увеличу.

— Врешь.

— Да ну? — Я показал ему «лейку». — Вот две по тридцать шесть. Черным по белому, как говорится.

— Там света мало было.

— Это смотря какая пленка. Ты, видно, в фотографии-то не очень? Ну вот. Я особо интересные у вас в конторе на доску объявлений повешу. Может, и в газетах заинтересуются. А в полиции-то и подавно… — Я повернулся, собираясь уходить.

— Ну, бывай. Ты знаешь, что? Помолись дьяволу. Может, придет, отстегнет тебя.

Высокомерная улыбка Крузмарка растаяла, он озабоченно нахмурился.

— Погоди, Ангел. Потолковать надо.

— Давай. Ты говори, а я послушаю.

Крузмарк протянул мне свободную руку:

— Отдай мне пленку. Я тебе все расскажу.

Я даже засмеялся.

— Не пойдет. Ты сначала спой. Понравится мне — получишь пленку.

Крузмарк почесал переносицу и уставился в грязный пол.

— Ладно.

Я подбрасывал и ловил желтую кассету. Крузмарк жадно следил за ней, глаза его прыгали, как чертики на резинке.

— Я познакомился с Джонни в тридцать девятом, в канун Сретения. Был праздник у… в общем, неважно у кого, она уж лет десять, как умерла. У нее был дом на Пятой авеню, там, где сейчас строят этот чудовищный Гуггенхеймский музей.[52] Раньше про ее балы говорил весь город: там собиралась аристократия. Но когда я с ней познакомился, там уже никаких балов не было, а были только шабаши и обряды Древней Веры.

— А черные мессы?

— Бывали. Сам я, правда, не ходил, но друзья рассказывали. Короче говоря, там я с ним и познакомился. Я сразу понял, что он парень с задатками. Ему тогда лет девятнадцать-двадцать было, не больше, но его сразу было видно. У него сила была. Понимаешь — как будто ток от человека идет. И глаза. У него глаза горели прямо. Я таких ни у кого не видел, а уж я-то всякого повидал.

Потом я их с Мэгги познакомил, и у них сразу закрутилось. Она тогда уже больше меня во всем этом понимала, разглядела в нем этот огонек. Он еще только начинал, хотел сразу всего: и денег, и славы… Силы-то у него уже тогда было будь здоров. Он на моих глазах — у меня в гостиной — Люцифуга Рофокаля[53] вызвал, а это дело сложное, да еще какое сложное.

— Ты что думаешь, я всю эту чушь проглочу?

Крузмарк привалился к лестнице, поставив ногу на нижнюю ступеньку.

— Хочешь глотай, хочешь выплюнь, мне все равно. Я правду говорю. Джонни в такие глубины забирался, что мне и не снилось. Такие вещи делал, от которых обычный человек спятил бы. И все ему мало было. Вот он и заключил договор с Дьяволом…

— Какой договор?

— Обычный. Продал душу за славу.

— Бред!

— Чистая правда.

— Чушь собачья! Что, он вот так вот кровью и расписался, да?

— Подробностей я не знаю. — В надменном взгляде старика промелькнуло нетерпеливое раздражение. — Он был один. Он призвал Сатану в полночь на кладбище Святой Троицы. И не смейся, Ангел. Не шути с тем, что сильней тебя.

— Ну хорошо. Положим, я поверил: Фаворит сговорился с Дьяволом.

— Сам Сатана восстал из преисподней. Зрелище, наверно, было величественное.

— Рискованное это дело — душу продавать. Вечность — штука долгая.

Крузмарк улыбнулся, точнее, оскалился.

— Гордыня — вот был его главный грех. Он ведь решил, что сможет обвести вокруг пальца самого Князя Тьмы.

— Как же?

— Я в этом не специалист, просто — верующий. Я присутствовал при совершении обряда, но что там за магию использовали, чтобы вызвать демонов, что они неделю делали, пока готовились, — ничего не знаю.

— Давай ближе к делу.

Крузмарк не успел ничего сказать, как налетел экспресс из центра. Я следил за его глазами, но он смотрел прямо на меня. У него даже веко не дрогнуло, хотя он наверняка сейчас кроил и перекраивал историю, которую собирался мне рассказать.

— Сатана очень быстро помог ему подняться. И высоко подняться. На другой день о нем писали во всех газетах, а через два года у него было денег как в Форт-Ноксе.[54] Тут ему, наверно, в голову и ударило. Стало уже казаться, что это он сам всего добился, что настоящая сила у него, а не у Дьявола. А скоро вообще заявил, что знает, как сделать, чтобы свою часть договора не выполнять.

— И как, удалось ему?

— Ну, он попытался… У него была хорошая библиотека, и там он откопал манускрипт какого-то алхимика эпохи Возрождения. В манускрипте говорилось про какой-то тайный обряд с переходом душ. У него была идея поменяться с кем-нибудь душами — стать кем-то другим.

— И что дальше?

— Для этого ему была нужна жертва, человек его же возраста, родившийся под тем же знаком Зодиака. Джонни нашел какого-то солдатика, который только что вернулся из Северной Африки, тогда как раз первые раненые пошли. Его комиссовали по ранению, и он пошел на Таймс-сквер отмечать Новый год. Джонни его и подцепил. Подсыпал ему что-то в баре и приволок к себе в квартиру. Там в толпе и совершили обряд.

— Что за обряд?

— Обряд перехода. Мэг ему помогала, а я смотрел. У Джонни была квартира в «Вальдорфе», и там одна комната всегда была пустая. Он ее специально для обрядов держал. А прислуге говорили, что он там распевается.

Окна задернули (шторы там были такие, черные, бархатные). Парня положили на резиновый коврик, раздели и связали. Джонни выжег у него на груди пентаграмму. По углам дымились курильницы, но паленое мясо этим не перешибешь…

Потом Мэг взяла кинжал, который раньше никогда не был в деле, и Джонни благословил его на греческом и на иврите. Я эти молитвы не знал и ничего не понял. Потом он нагрел лезвие на свече и разрезал парню оба соска. Обмакнул кинжал в кровь и очертил место, где тот лежал.