Юрий Ищенко - Одинокий колдун Страница 54

И во сне она, как маленькая девочка-отличница на уроке, утвердительно кивала головой в такт фразам, впитывала в себя монотонный равнодушный голос.

Лишь крохотная ее часть, самый дрянной, плаксивый и жалкий кусочек души пробовал сопротивляться, бубнить старое и приевшееся, хуже горькой редьки, что как же смысл ее, ведьмы, существования, как же ее род, ее мать и ее сестры.

А сестры, как живые, вбежали под сновидческий взор Малгожаты: равнодушные к ней, грубые, хохочущие, безжалостные и чужие. И всплыло вспучившееся изображение их матери, подобной старой волчице, так же выкормившей и бросившей своих зверенышей, послав их утолять злобу и дикость. Бабка Ванда сидела на гнилом крылечке своей избы, курила самокрутку и смотрела, как дерутся две ее козы у хлева; у ее ног стояла бутылка с колышащимся мутным самогоном. Нет, Малгожата не хотела вернуться, с победой или за помощью, и припасть к ее кривым опухшим ногам. Она хотела того, о чем вещал голос.

— А парень этот, он ничего, пригодится тебе, когда надо будет, поможет, согреет и накормит, — чуть тише зашептал голос, будто решив, что могут подслушать. — Ты приглядись к нему, это он толкнул тебя к свободе. Но ни он, и никто не даст тебе всего и сразу. Ты сама, одна, повинуясь желаниям, создашь себя вновь, счастливой, сильной. Ничего не страшись, никого не жалей и не слушай, всегда наслаждайся...

И стало тихо. Она проснулась, распахнула огромные глаза. Ласково лился на ее смуглое лицо густой свет луны. Мягкие тени передвигались по стенам комнаты. Почему-то ей было жарко.

Заскрипел ключ, вставленный в скважину замка на входной двери. Малгожата испугалась, вскочила на ноги, напялила на себя длинный красный свитер, выделенный для нее Егором, отбежала в дальний угол комнаты, за фанерный шкаф.

В коридоре вспыхнул свет. Вошел Егор, за ним следом ввалился еще один мужик. Оба были явно подвыпившие, качались и негромко матерились, силясь скинуть мокрую одежду и сбросить грязную обувь. «Тише, не буди...» — бурчал Егор своему гостю.

Гость был толстым, низеньким, очень неповоротливым, под склоненной к полу головой растрепанным веником моталась густая пегая борода. Малгожата сумела что-то вспомнить из рассказов матери и Герлы о попе, друге истопника и учителе Егора. Поняла, что тот заявился решать ее судьбу.

— Ого, а она не спит, — удивился Егор. — Эй, Малгожатка, или Резина, как хочешь, ты не страшись там. Не прячься, шкаф на честном слове держится, упадет еще. А это свой человек, он, значит... отличный врач. Надо ему тебя тща-а-тте-льно осмотреть!

— Я здорова, — сказала негромко Малгожата.

— А это мы еще выясним, — пробасил пьяный поп, плюнул с досады, перестал елозить башмаком о башмак, и, не сняв обуви, шагнул в комнату. — Я же вижу, что ты меня знаешь. Ты какая, младшая из Вандиных выкормышей?

— Средняя. Будешь лаяться, глаза выцарапаю, — пообещала ему девушка, не трогаясь с места, пока поп шел к ней.

Страшно ей было очень, — оказалась наедине с двумя заклятыми врагами, да к тому же пьяными.

Поп включил свет в комнате, ухватил девушку за руку и выволок на середину помещения. Малгожата не противилась, хотя подумала, что могла бы одним ударом перебить ему все уцелевшие зубы и освободиться. Двумя пальцами он держал ее лицо за скулы, пытаясь рассмотреть ее глаза. От него тошнотворно попахивало перегаром, застарелой вонью немытого, грязно одетого мужика.

Он проворно засунул руку ей под свитер, ощупал обе ягодицы и копчик. Тут же она отпрыгнула с визгом, заодно пихнув его в грудь. Поп повалился спиной на заботливо подставленные руки Егора.

— Без хвоста... — задумчиво констатировал поп, безропотно барахтаясь и силясь встать. — Где хвост, девка? Егор, был у нее хвостик там?

— Был, но пока болела, стал усыхать. А теперь, наверно, вовсе отвалился, — сказал Егор.

— Отвалился? Невиданные дела, однако, — поп сел на постель Малгожаты, порылся в пахучих постельных принадлежностях.

— Под кроватью, — с легким презрением подсказала Малгожата, сама достала и отдала старику искомый предмет — обломившийся кусочек своей плоти.

— Что-то тут не так. Я о таком не слышал. Из бабы ведьму завсегда можно сляпать. А чтобы ведьму простой бабой сделать, я такого не слышал и не читал. Ты сама понимаешь, что произошло? — обратился он к девушке, впиваясь в ее лицо подозрительными заплывшими глазками.

Она молча покачала головой.

— Я ей дал свою кровь, с этого все началось: болезни, изменения. Малгожата внешне сильно изменилась, — подсказал Егор.

— Сиди здесь, — распорядился поп, для наглядности показал девушке на постель. — А ты иди со мной, поговорим...

Поп плотно закрывал за собой двери, а когда они расселись на кухне, еще и накинул на кухонную дверь свою огромную мокрую рясу. «Посохнет, — заметил, — заодно и болтовню приглушит».

И тут же попытался ухватить быка за рога. Егор заранее знал, что поп взбеленится, когда узнает, что одна из ведьм оказалась в его доме, потому и согласился пить водку: думал, что поп станет подобрее и менее резвым в порывах.

— Ты говно, ты сволочь, — попытался втолковать ему поп. — Кем бы она ни была, она несет для тебя и для твоего долга погибель.

— Она не ведьма.

— Откуда ты знаешь? Ее могли запрограммировать на что угодно, на потерю знаков ведьмы, на потерю силы, им же будет вполне достаточно, если она прикончит тебя.

— Они не могли знать, что я привезу и вылечу ее. Только вчера она позвонила сестре, пыталась сказать, где лежит. Но я успел, а она не успела...

— Ее надо прикончить! — шепотом вскричал старик, и с беспомощной судорогой отчаяния на лице забарабанил по столу обоими кулаками. — Щенок, дрянь, сучонок, ты же просто втюрился, ты тащишься, глядючи на нее. Она теперь знает, что ты колдун дерьмовый, ни фига не смыслишь и не можешь?

Егор кивнул. Но возразил:

— Ты обвиняешь ее, даже не спросив, чего хочет она сама.

— А что толку ее спрашивать? Ты не знаешь, а я знаю, что три сестры и их мамаша, пусть даже старая карга в городе отсутствует, они не существуют сами по себе. Они образуют одно целое, которое способно управлять и повелевать любой из составных частей. Эта девица может не сознавать, что делает, может думать, что хочет добра или независимости, а в то же время ее руками или ее телесами главная сестра вместе с Вандой будут готовить убийство.

— Она перестала быть ведьмой. Она сбросила кожу, волосы, поменяла цвет глаз. Я не думаю, что сейчас Малгожата подвластна своей родне, — убежденно сказал Егор. — Дай мне пару дней, если я увижу, что ты прав, я прогоню ее.

— Убей ее, а если не можешь, я убью. Я чувствую, что она не человек. Она стала чем-то, о чем мы не знаем. Это самое худшее — находиться рядом с неизвестным, не зная, чего от неизвестного приходится ожидать. Ты, как всегда, слаб, сентиментален, глуп.