Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи Страница 56

Неужели из-за соперничества?

— Почему бы и нет? — пробормотал Байер. — Почему бы, в конце концов, и нет?

Тут он снова подумал о Фейге. И понял, что непременно посетит ее завтра.

— Хотя бы с тем, — сказал он вслух, иронизируя над самим собой, — хотя бы с тем, чтобы узнать, почему она столь дешево продала такое дорогое зеркало.

Виктор засветил лампу — только для того, чтобы перестелить постель и улечься спать. Но почему-то очень долго он противился необходимости закрутить фитиль — желтый язычок пламени успокаивал.

Наутро ночные страхи показались Виктору смешными и нелепыми. Полдня он возился с этюдами, потом решил немного прогуляться. Ноги почему-то сами принесли его на окраину Явориц, к старому кладбищу.

Он и сам толком не знал, с какой целью вздумалось ему вдруг побродить меж рядами могил и вчитываться в имена на надгробьях — до тех пор, пока не прочел: «Ицхак Московер, благословенна будь его память», — и ниже стилизованное изображение пальмовой ветви. Теперь он понял, что искал здесь именно подтверждение смерти Ицика.

И нашел.

В то же мгновение он почувствовал, будто кто-то появился за его спиной. Байер обернулся.

Никого.

Он поспешно отошел от могилы, свернул на небольшую аллею и сел на лавочку, стоявшую под невысокой липой. Спустя короткое время к могиле подошла скромно одетая женщина. Она не сразу заметила его — видимо, была погружена в свои мысли. Постояв несколько минут у надгробья, женщина со вздохом повернулась, чтобы идти.

Тут взгляд ее упал на неподвижно сидевшего художника. Женщина тихо ахнула, схватилась за ограду. Байер узнал изрядно постаревшую и подурневшую Фейгу. Он поднялся и быстро подошел к ней, заранее успокаивающе улыбаясь.

Но Фейгу не успокоила улыбка Байера. Она смотрела настороженно, с нескрываемой неприязнью.

— Здравствуй… То есть, здравствуйте, — поправился Байер. — Здравствуйте, Фейга. — Он продолжал улыбаться, хотя улыбка давалась ему уже с трудом. — Я и не знал, что Ицик умер. Жаль, мы ведь с ним дружили в детстве…

При этих словах Фейга глянула на надгробье мужа. Лицо ее чуть дрогнуло. Но она ничего не сказала.

— Вы ведь собралась уходить? — поспешно спросил Байер. — Я провожу вас, если вы, конечно, не против.

Фейга нахмурилась еще сильнее. Видно было, что она хотела отказаться. Но вдруг молча кивнула и еле заметно пожала плечами — мол, идите, если вам угодно.

— Я тут навестил могилу родителей, — сообщил Байер, когда они покинули кладбище. — И вдруг увидел могилу вашего… Ицика. Да. Стало так странно. Знаете, я его совсем забыл. А прошлой ночью он мне приснился.

Фейга искоса глянула на него с очень странным выражением. Байер испугался, что женщина сейчас уйдет. Чтобы не допустить этого, он поспешно заговорил о детских годах, о давних временах. Фейга постепенно оттаяла, даже раза два вставила какие-то малозначащие слова.

Байер и сам не заметил, как разговор коснулся пресловутого зеркала.

Услыхав о том, что именно художник приобрел у старьевщика Мотла Глезера зеркало, Фейга побледнела.

— Не надо было вам это делать, — сказала она странным, подрагивающим голосом.

— Почему? — немедленно раздражаясь, спросил Байер.

— Я его забыла завесить, — ответила Фейга еле слышно.

— Что-что? — переспросил художник.

— Когда хоронили Ицика, — прошептала Фейга. — Вы же знаете. Когда в доме покойник, надо завесить зеркала. А я забыла. Так оно и простояло открытым.

— Не завесили зеркало? — Велвл не верил собственным ушам. — И это все?! Боже мой, какое… какая наивность! Что ж тут этакого страшного?

— Неужели вы не знаете? — теперь удивилась Фейга. — Неужели вы не знаете, почему принято завешивать тканью зеркала в доме покойника?

— Ну, обычай, мало ли. Да какая разница? — Велвл коротко рассмеялся.

— Так я вам скажу, Велвл. Для того чтобы душа покойника не могла заглянуть в него. Зеркало — не просто вещь, зеркало — капкан, способный уловить душу, пленить ее и оставить здесь, на земле, не дав доступа ни в ад, ни в рай. Марэ, демон из прислужников Азазеля, ведает зеркалами, управляет ими. И душами недавно умерших, кому по неосторожности родных довелось заглянуть в зеркало и быть им уловленными, тоже ведает Марэ. И если забыли завесить зеркало в день похорон, лучше бы избавиться от него как можно скорее. Иначе душа покойного, заглянувшая в зеркало и уловленная им, так и будет обитать в доме, а грешная душа в доме — нехорошо, Мотеле, ох, нехорошо…

Столкнувшись с таким примитивным проявлением суеверия, Велвл Байер почувствовал себя неуютно. Они дошли уже до дома на Малофонтанной, в котором, как и прежде, жила вдова Ицика Московера. Теперь ему хотелось как можно быстрее уйти, вернуться к привычным своим занятиям. Но Фейга вдруг словно оттаяла и разговорилась.

Она тоже начала вспоминать прежние времена, детские проказы. А еще — соперничество Ицика и Велвла. И то, как Ицик радовался, когда Байер сбежал. Байер слушал, вежливо поддакивая. Наконец поток воспоминаний иссяк. Фейга увяла. Лицо ее вновь приняло выражение тревожной замкнутости. Байер вежливо попрощался, прикоснувшись к шляпе и испытывая облегчение.

Сделав несколько шагов, он услышал за спиной робкое: «Велвеле!..»

Байер оглянулся. Фейга, глядя в упор своими поблекшими, некогда красивыми глазами, вдруг сказала — словно выдохнула:

— Я не забыла…

— Что? — не понял Байер.

— Я не забыла завесить зеркало, — пояснила она чуть громче.

— Вот как? — Байер не знал, что ей сказать на это. — Э-э… Ну что же… — Он пожал плечами и вежливо улыбнулся.

— Да. Я не забыла. Это он велел. Он сказал — перед самой смертью: «Не завешивай зеркало…» — Фейга круто повернулась и через мгновение скрылась за дверью дома.

Удивленный ее словами, Байер некоторое время стоял, глядя в захлопнувшуюся дверь. Он со вздохом подумал об идиотских суевериях, покачал головой.

И отправился назад.

Виктор хмуро ответил на приветствие корчмаря. От ужина отказался, поднялся к себе.

Пододвинув кресло к зеркалу, Байер задумчиво уставился в собственное отражение. Оно ему не нравилось. Неожиданное сходство с покойным Московером, которое господин Байер обрел, отпустив бороду, раздражало его. Менее всего Велвлу хотелось, чтобы его принимали за родственника покойного ростовщика. И уж по крайней мере, вовсе не хотел он превращать свою картину в памятник Ицику Московеру, ничем такой чести не заслужившему. Виктор перевел взгляд на стоявший рядом автопортрет. И вновь посмотрел на отражение.

— Зачем ты захотел вернуться? — услышал он словно наяву слова, произнесенные с ненавистью. Виктор вздрогнул, поднялся, прошелся по комнате.