Энн Райс - История Похитителя Тел Страница 57

«Получилось, правда, получилось, дурачина, – подумал я. – Никаких сомнений. Удивительное чудо, вот что это такое. Ты освободился от своего сверхъестественного тела! Ты – человек. Ты – мужчина. Кончай паниковать. Рассуждай как герой, ведь ты так гордишься тем, какой ты герой! Пора стать практичным. Тебя завалит снегом. Это смертное тело замерзает, Бога ради, принимайся за дело как положено!»

Но вместо этого я лишь еще шире раскрыл глаза и уставился на снег – кажется, это снег, – собирающийся в кучки маленьких сверкающих кристаллов на белой столешнице. Я ожидал, что мое зрение вот-вот станет более четким, и, разумеется, зря.

«Это, наверное, разлитый чай? И разбитое стекло. Не порежься осколками – рана не заживет».

Подошел Моджо, и я обрадовался, когда к моей дрожащей ноге прижался большой, мягкий, мохнатый бок. Но почему это ощущение кажется таким далеким, словно меня завернули в несколько слоев фланели? Почему я не ощущаю его чудесный чистый шерстяной запах? Ясно, органы чувств менее восприимчивы. Чего и следовало ожидать.

«Теперь иди, посмотрись в зеркало: узри чудо своими глазами. Да, и заодно закрой эту комнату».

– Идем, пес, – сказал я собаке, и мы вышли из кухни в столовую. С каждым шагом я чувствовал себя все более неловким, медлительным и громоздким; неумелыми, негнущимися пальцами я закрыл дверь. В нее ударил порыв ветра, в щели просочился сквозняк, но дверь выдержала.

Я развернулся, на секунду качнулся, потом выпрямился. Господи Боже, разве так уж трудно со всем этим управляться? Я покрепче уперся ногами в пол и взглянул вниз, поразившись, какие у меня огромные ноги, потом перевел глаза на руки, тоже не маленькие. Но не уродливые, нет, отнюдь. Без паники! Часы доставляли мне неудобство, но они еще понадобятся. Ладно, часы оставим. Но кольца? Определенно они мне на пальцах не нужны. Зудят. Я хотел стянуть их с пальцев. Не вышло! Боже мой!

«Прекрати! Ты сейчас сойдешь с ума, потому что не можешь снять кольца. Это глупости. Не торопись. Ты что, не знаешь про такую вещь, как мыло? Намылишь руки, вот эти большие смуглые заледеневшие руки, и кольца соскользнут».

Я обхватил себя руками, испытывая отвращение к липкому человеческому поту под рубашкой – ничего общего с кровавым потом, – затем сделал глубокий вдох, игнорируя тяжелое биение в груди и саднящее чувство, вызванное самим актом вдоха и выдоха, и заставил себя оглядеть комнату.

«Сейчас не время кричать от ужаса. Давай, осмотрись в комнате».

Все виделось очень нечетко. В дальнем углу горел один торшер, а на камине – крошечная лампа, но все равно было ужасно темно. Мне показалось, что я – под водой, под мутной водой, может быть даже окрашенной чернилами.

Это нормально. Смертные. Так они видят. Но какое же все унылое, неполное! Никакого ощущения открытости и пространственности, присущего взгляду вампира.

Что за гнусный мрак – темные блестящие кресла, едва различимый стол, расползающийся по углам тускло-золотой свет, лепнина на потолке, исчезающая в тени, в непроницаемой тени, – а как пугающе выглядит пустой черный холл!

В такой темноте может прятаться кто или что угодно. Даже другой человек. Я посмотрел на Моджо и поразился, какой он нечеткий, какой таинственный – но совершенно по-другому. Вот оно что! В таком полумраке силуэты выглядят расплывчатыми. Абсолютно невозможно определить истинные размеры или материал.

Да, но над камином же было зеркало!

Я подошел к нему, разочарованный тяжестью рук и ног, а также внезапной боязнью споткнуться и необходимостью постоянно смотреть под ноги. Я придвинул маленькую лампу к зеркалу и взглянул на свое лицо.

О да. За ним скрывался я сам, и как же оно изменилось! Исчезли напряженность и жуткий нервный блеск глаз. Меня разглядывал молодой человек, причем изрядно напуганный.

Я поднял руку и потрогал рот и брови, потом лоб, который оказался выше моего, а затем – мягкие волосы. Лицо было приятным, бесконечно приятнее, чем я думал, открытое, без глубоких морщин, пропорциональное и с выразительными глазами. Но мне не понравился таящийся в глазах страх. Нет, очень даже не понравился. Я попытался придать лицу новое выражение, научиться управлять чертами лица изнутри и заставить их выразить мое удивление. Это оказалось нелегко. И я не был уверен, что испытывал удивление. Да-а-а… В этом лице я не видел ничего, что шло бы изнутри.

Я медленно открыл рот и заговорил. По-французски сказал, что в этом теле нахожусь я, Лестат де Лионкур, что все в порядке. Эксперимент сработал! Пошел первый час, этот дьявол Джеймс исчез, и все получилось! Теперь в глазах показалось кое-что от моей былой свирепости; а улыбнувшись, я по меньшей мере несколько секунд наблюдал свою собственную озорную натуру, пока улыбка не угасла, уступив место озадаченному, удивленному выражению.

Я повернулся и посмотрел на собаку – она сидела рядом, подняв ко мне голову, и всем своим видом демонстрировала полное довольство.

– Откуда ты знаешь, что это я? – спросил я. – А не Джеймс?

Он наклонил голову набок и чуть-чуть шевельнул ухом.

– Ладно, – сказал я. – Пора кончать со слабостью и безумием. Пошли!

Я направился к темному холлу, когда правая нога неожиданно подогнулась и я тяжело сполз на пол, шаря по нему левой рукой, чтобы задержать падение, голова ударилась о мраморный камин, а локоть стукнулся о мраморную плиту, отчего взорвался резкой вспышкой жестокой боли. На меня с грохотом посыпались каминные приспособления. Но это было еще не все – я задел нерв в локте, и по руке разливалась огненная боль.

Я перевернулся на живот и ненадолго застыл в ожидании, что боль пройдет. Только тогда обратил я внимание на пульсирующую боль в голове. Я потрогал ее и почувствовал, что волосы намокли от крови. Кровь!

Великолепно! Как повеселился бы Луи! Я вскарабкался на ноги, боль шевельнулась и двинулась вправо, за лоб, как гиря, попавшая мне в голову; я ухватился за каминную доску и выпрямился.

На полу передо мной лежал один из многочисленных замысловатых ковриков. Убийца. Я оттолкнул его ногой прочь с дороги, развернулся и очень медленно и осторожно вышел в холл.

Но куда я иду? И что собираюсь делать? Внезапно меня осенило. У меня переполнен мочевой пузырь, и после падения он начал причинять мне новые неудобства. Необходимо сходить в туалет.

Разве где-то поблизости не было ванной? Я нашел выключатель на стене холла и включил люстру. Я долго разглядывал маленькие лампочки – их было штук двадцать, – сознавая, что они дают вполне достаточно света, что бы я по этому поводу ни думал; но ведь мне никто не запрещал зажечь весь свет в доме.

Этим я и занялся. Я прошелся по гостиной, по небольшой библиотеке и по холлу, расположенному в задней части дома. Свет не переставал меня разочаровывать, ощущение мрачности не исчезало. Не в состоянии отчетливо видеть предметы, я чувствовал себя обескураженным и встревоженным.