Евгения Грановская - Никто не придет Страница 58

По небу снова пронесся раскат грома – да такой мощный, что толпа на миг остановилась.

– Боже! – снова крикнула Маша. – Кто-то должен это прекратить! Рутберг! Скажите им, чтобы оставили меня в покое!

Краем глаза она увидела высокую фигуру Рутберга в черном дорогом пальто с поднятым воротом. Он шел чуть в стороне от толпы, на бледном лице его плясали рыжие отблески факелов.

Ветер поднимался все сильнее. Пламя факелов судорожно плясало на этом ветру, обрывки пламени взмывали в воздух, рассыпались вокруг градом искр, падая людям на волосы, но никто этого не замечал.

Маша видела их и многих узнавала. Левант, доктор Тихонов, старуха в черном платке, Лара, унылые прохожие, которых она встречала на улицах, люди, которые сидели в кафе, – теперь все эти лица были искажены страхом, страстью, жаждой расправы и очищения.

Угрюмая, молчаливая толпа продолжала тащить Машу к утесу. И в эту последнюю минуту Маша вспомнила сына. Этот мир легко обойдется без нее, обойдутся друзья, обойдутся коллеги, даже Глеб без нее обойдется, но Митька… Она не может оставить его одного!

Новый порыв ветра взметнул ее волосы, по небу пронесся раскат грома, сверкнувшая молния высветила искаженные судорогой лица людей, а затем с неба хлынул дождь. Жесткие, холодные дождевые струи захлестали по Машиным щекам, заставили ее зажмуриться, задохнуться, вогнали едва сорвавшийся с губ крик обратно в гортань, наполнив раскрытый рот водой.

Маша закашлялась. Потом задержала дыхание.

«Что же это происходит? – пронеслось у нее в голове. – Почему я умираю так?»

Толпа остановилась. Маша услышала, как ревут где-то внизу волны, почувствовала влажное дыхание воды, словно там, в черной бездне, таился гигантский зверь, раскрывший мокрую, холодную пасть в ожидании своей добычи.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом Маша увидела, скосив глаза, как к ней приближается, тяжело опираясь левой рукой на клюку, старик Чадов. Он был одет все в то же грязное пальто. Морщинистое лицо, заросшие серой щетиной, мокрые волосы, прилипшие к щекам, сведенный судорогой безгубый рот.

Яростные порывы ветра словно искажали темный воздух, искривляли реальность, а хлещущий дождь затягивал все дрожащей, холодной пеленой. Старик Чадов остановился в паре шагов от Маши и поднял правую руку. Маша увидела тускло блеснувшее лезвие ножа.

Он повернулся к лесу и крикнул, хрипло и картаво, как старый ворон:

– Мы просим у вас прощения!

– ПРОСИМ… ПРОЩЕНИЯ… – подхватил многоголосый хор толпы.

Все взгляды были устремлены туда, где черной стеной простирался лес, поднимаясь все выше по холму и заслоняя собой полнеба.

– Мы берем на себя всю вину! – снова прохрипел старик Чадов, обращаясь к лесу. – И мы приносим вам эту жертву!

– БЕРЕМ… ВИНУ… – покорным хором проревела толпа. – ПРИНОСИМ… ЖЕРТВУ…

Старик Чадов отвел взгляд от леса, прерывая диалог с невидимыми духами, чтобы делом доказать им всю искренность своего раскаяния. Держа нож в слегка отведенной руке, он тяжело шагнул к Маше. Факелы почти потухли, забитые дождем. Новая вспышка молнии озарила лицо убийцы.

«Вот как выглядит моя смерть», – пронеслось в голове у Маши.

И чувство тоскливой безысходности сдавило ей сердце ледяными тисками. Из глаз Маши, смешиваясь с дождем, покатились слезы.

Новый раскат грома оказался внезапным и резким, и вдруг Маша увидела, что на лбу у старика Чадова расцвел темный цветок, а потом почувствовала на своем холодном лице жаркие брызги чего-то горячего.

Старик Чадов покачнулся, а потом рухнул на землю, и нож выпал из его разжавшихся пальцев, быстро скатился по склону и полетел в воду.

По толпе пронесся ропот, и новый раскат – такой же резкий, как предыдущий, – ударил по ушам, и толпа стала распадаться, разверзаться, она выпустила Машу из своих цепких смертельных объятий, и Маша, потеряв опору, упала спиной на мокрую землю.

Она не сразу поняла, что происходит. И лишь услышав громкий, знакомый басовитый голос, начала осознавать, что реальность возвращается в отведенные ей рамки, и даже ливень стал слабее, словно опомнился от безумной одержимости и снова стал не библейским неукротимым потопом, а просто дождем.

Она видела бегущего прочь майора Воробьева, что-то черное выпрыгнуло из-за деревьев и обрушилось на плечи майора. Воробьев упал, забарахтался на земле, попытался сбросить с себя монстра и подняться на ноги, но огромный черный пес уже сомкнул клыки на его шее.

Маша отвела взгляд и увидела двух парней со знакомыми лицами, они держали Рутберга за руки. А он, Рутберг, словно обессилел, обвис у них на руках, состарился и потерял волю в жизни. Посмотрев на Машу, он слабо улыбнулся и пробормотал:

– Слава богу… Я рад…

– Чему это он рад? – услышала Маша знакомый бас.

«Я знаю этот голос», – пронеслось у нее в голове.

Потом она почувствовала, как обрываются последние нити, связывающие ее с реальностью, и в ту же секунду потеряла сознание.

Но на этом все не закончилось. Маша видела тысячи огненных точек, вспыхивающих во тьме, видела людей, марширующих строем, с факелами, вскинутыми над головой, видела пляску огня и тьмы, и из этой тьмы, прорезанной огненными всполохами, выплывали лица жителей поселка… Кто-то что-то кричал, кто-то пел, кто-то смеялся, потом вся эта толпа, размахивая факелами, двинулась к одиноко стоявшему дому – прямо под нависшим над ним меловым утесом.

Раздались крики, смех стал неистовым, оглушающе громким, потом факелы полетели в стены дома, подобно огромным огненным стрелам, и стены эти занялись пламенем. Маша услышала крик, увидела мечущихся по комнатам людей – мужчину и юношу… А вокруг все смеялись и кричали что-то радостное, и кто-то тушил корчащегося на песке молодого бизнесмена, забрасывал его пылающее лицо песком… А потом все кончилось – резко, словно кто-то включил в темной комнате свет.

И Маша открыла глаза.

– Марусь, ты как?

Она увидела склонившегося над ней Толю Волохова. Рядом стоял с сигаретой в зубах Стас Данилов, осунувшийся, с горящими глазами. Чуть в стороне Маша увидела полковника Жука. Высокий, старый, в длинном светлом плаще, рука в кармане, а глаза с невозмутимым спокойствием смотрят на Машу. Его морщинистое лицо было задумчивым и строгим. Толя склонился над ней еще ниже и взволнованно прошептал:

– Старик попал этому гаду в лоб с тридцати метров, представляешь! И это на сильном ветру!

– Как вы себя чувствуете, Мария Александровна? – спросил полковник Жук вежливым голосом, лишенным, впрочем, какого бы то ни было участия.

– Я в норме, – слабо проговорила Маша.

– Они вовремя успели, – громко сказал Стас. – Еще бы чуть-чуть и…