Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха Страница 58

Данила, позволивший себе ироническую улыбку, смутился. А старик продолжил, по-прежнему обращаясь только к Никите:

К слову сказать, Ваш августейший прадед был видным советским военачальником, маршалом, героем Гражданской войны… Погиб, как и многие его соратники, в 1938 году… По происхождению дворянин… Вам назвать его имя?

– Не надо, и так ясно, – задумчиво сказал Потомок маршала, неплохо знавший военную историю. Наверное, это было единственное, чем он по-настоящему интересовался. – А как же…

– Вы хотите спросить, как получилось, что Вы ничего об этом не знаете? Тогда детей репрессированных сдавали в детдома и они получали новую фамилию: дети врагов народа не должны были догадываться о своем происхождении. Так вы стали Никитой Васильевичем Лазаревым… Фамилию вам подарил директор детского дома, где воспитывался ваш дед. Все очень просто. Но, Господи, если бы только в фамилии было дело…

К слову сказать, не только Церковь следит за потомками великих фамилий. Зло тоже очень внимательно к тем, в ком горит наследственный огонь Силы. Потому Ваши родители так нелепо, так трагически погибли. Можете быть уверены: это не было простой случайностью…

Средневековая тишина повисла в сводчатых покоях. Странно – ни звука не доносилось с улицы, словно время остановилось, словно сидевшие в комнате с белёными стенами вдруг провалились куда-то в параллельный мир, где нет ни страшных красноглазых карликов, ни войн, ни гитлеров, ни Сталиных, где не сдают детей в сиротские дома и не стирают им память о погубленных родителях…

Каждый думал о своем и пытался понять, что дальше будет. Ну и, разумеется, что дальше делать!

– А все же, как перстень попал к Шептиц… к Его Высокопреосвященству? – Данила определенно понял, что пора менять тон. Да и личность графа-митрополита, – и как социально близкого, и как отважного борца с антисемитизмом, – в самом деле показалась ему теперь заслуживающей всяческого уважения.

Между тем задумался и монах, оценивший метаморфозу, произошедшую со светлейшим князем. Смягчился…

– Это долгая история… Переход я от владельца к владельцу, перстень рано или поздно оказался у последней русской императрицы, Александры Федоровны. Она была женщина простая, набожная – хотя и несколько истеричная. Думала больше о своей несчастной семье, чем о государстве, разве что еще ее воображение занимала мистика. Но о загадочной власти перстня она ничего не знала, носить его не любила – слишком простеньким, наверное, он ей казался… Очевидно, если судить по судьбе этой несчастной фамилии, Сапфир тоже не ощущал в ней Хранителя и никак не реагировал на движения души, – вот как в Вашем случае! – и брат Григорий слегка поклонился в сторону Никиты.

Однако царица взяла реликвию с собой в ссылку. После событий в подвале Ипатьевского дома, когда с расстрелянной государыни и великих княжон сдирали драгоценности, отрубая пальцы… – василианин проглотил комок в горле, слова давались ему с трудом, – сокровище досталось комиссару Юровскому… Помните стихи, если не ошибаюсь, эмигранта Георгия Иванова? Когда-то они поразили меня… – и монах вдруг проговорил нараспев глуховатым голосом:

Эмалевый крестик в петлице

И серой тужурки сукно…

Какие прекрасные лица

И как это было давно…

Какие печальные лица

И как безнадежно бледны —

Наследник, императрица,

Четыре великих княжны…

Настя сидела, глядела в пол и даже не вытирала слезы, – старик затронул столько наболевшего, что стихи открыли все шлюзы. Накопившееся от смертей, погонь, сражений хлынуло само собой – девушка кусала губы, но ничего не могла с собой поделать…

Ребята тоже потупились. Данила давно для себя решил, что если Николай II и был в чем-то виноват – а он был, был виноват! – то этой страшной мученической смертью заслужил сочувствие…

Правда, вслед за этим мелькнула и мысль, тоже давно не дававшая покою князю-демократу: вот, членов царской семьи канонизировали, а убитых вместе с ними слуг – нет… Неужели самоотверженная преданность в наши дни ничего не стоит?

Но брат Григорий продолжил:

– Как Посвященный в тайну перстня владыка знал, что реликвия принадлежит российской короне. После расстрела царской семьи награбленные драгоценности попали на черный рынок – им тогда была вся Россия! Комиссары-христопродавцы обогащались весьма беззастенчиво. И не особо ценное с ювелирной точки зрения колечко рано или поздно оказалось во Львове, где митрополит Андрей почти за бесценок выкупил его у какого-то спекулянта. Совершенно случайно увидел и узнал реликвию, когда, по обыкновению своему, гулял по городу. Он считал, что надо не понаслышке знать о нуждах своих прихожан. Почему во Львове? Наверное, это судьба… Сам же владыка перстнем ни разу не воспользовался, хотя, наверное, мог бы. Такое искушение… Несокрушимой воли был человек! Да и негоже священнослужителю, более того – архипастырю, прибегать к магии, пусть даже и с благой целью. К ней никому не стоит прибегать без самой крайней нужды. Но мне кажется, сейчас наступает страшное время, и одними молитвами мир не спасти…

Монах на мгновение умолк. Было видно: воспоминания о далеком времени омрачили его душу…

– Но я выполнил просьбу моего друга Микеле. Теперь Вы знаете больше… И Вам надлежит ехать в Киев. Потом – в Москву. Как понимаю, выборы патриарха будут сложными. Темна кончина Алексия… Непонятно будущее церкви… Равновесие достигается веками, а рухнуть может в одно мгновение! Мне кажется, Вам, Никита, надлежит появиться там.

Никита поднялся во весь богатырский рост. Даже в гордом одиночестве он производил впечатление «несанкционированного массового митинга». Сумрачно глянул на старика, помолчал. Взгляд зажегся каким-то новым огнем…

– Появиться… Легко сказать! Я – в розыске, это очень опасно. Перстень, возможно, спасет меня лично, но кто поручится за судьбу Насти, за Данилу? Рискованно… Неужели там не разберутся без нас? Да и не смутит ли архиереев появление меня с перстнем? Не соблазнит ли кого на подлость? – Никита говорил непривычно-взвешенно, вдохновенно. Куда делся солдат и детдомовец, застенчивый молчун! Наверное, раньше ему просто не хватало веры в себя. Перед изумленными ребятами внезапно предстал стратег и князь.

Настины слезы мгновенно высохли. Таким она своего родного-любимого еще не видела! На самом деле – видела, конечно, и не раз, но небывалое происхождение неузнаваемо и волшебно преобразило сердечного друга!

Зато Данила с нескрываемой радостью воспринял метаморфозу: его честное открытое сердце искренне приветствовало превращение боевого товарища из почти беспризорника в знатного потомка древнего рода. В равного! Сказка чистой воды, да и только! А хороший человек – даже самый прагматичный – всегда верит в сказку. Но он не показал виду, с улыбкой пробормотав только: