Энн Райс - Вампир Арман Страница 58

Изначально я был ужасно жестоким и импульсивным убийцей. Как только Мариус приводил меня в гнездо убийц, я с неловким неистовством приступал к делу: выманивал добычу из таверны или из ночлежки, загонял ее в угол на набережной и раздирал ей горло, как дикий пес. Я жадно пил и часто вырывал сердце жертвы. Однако вскоре понял, что так делать не следует, ибо, как только сердце умирает, кровь перекачивать уже нечему.

Но мой господин, невзирая на свои возвышенные речи о людских добродетелях и твердом убеждении в том, что мы тоже несем определенную ответственность, тем не менее учил меня убивать искусно.

– Пей медленно, – наставлял он.

Мы бродили по немногочисленным, но все же существовавшим кое-где в Венеции узким берегам каналов. Мы плавали в гондоле и благодаря сверхъестественному дару подслушивали разговоры, предназначенные, как нам казалось, лично для нас.

– В половине случаев не нужно даже входить в дом, чтобы вытащить жертву, – говорил Мастер. – Встань неподалеку, прочти его мысли, безмолвно подбрось ему приманку. Если ты прочел его мысли, то почти наверняка сможешь передать ему послание. Можно выманить его, не говоря ни слова. Можно оказать неодолимое давление. Когда он к тебе выйдет, тогда и убивай.

Никогда не нужно заставлять их страдать или же проливать кровь в буквальном смысле. Обнимай свою жертву с любовью, если сможешь. Медленно ласкай ее и осторожно вонзай зубы. Потом пей, пей как можно медленнее. Таким образом его сердце верно послужит тебе до последнего мгновения.

Что касается видений и этих красок, о которых ты говоришь, стремись воспользоваться ими для получения новых знаний. Пусть умирающая жертва расскажет тебе все, что может. Если перед тобой проходят картины чьей-либо долгой жизни, наблюдай за ними, смакуй их. Да, смакуй. Поглощай их медленно, как кровь. Что касается красок, пропитайся ими. Пусть тебя наводнят ощущения. Иными словами, будь одновременно и крайне активен, и совершенно пассивен. Занимайся с жертвой любовью. И всегда прислушивайся к тому моменту, когда сердце окончательно перестанет биться. В это мгновение ты, безусловно, испытаешь высшие ощущения, но его можно упустить.

После этого избавься от тела или же убедись, что на горле жертвы не осталось следов укуса – зализывай раны. Одна капля твоей крови на кончике языка поможет тебе этого добиться. В Венеции трупы – обычная вещь. Не обязательно прилагать особые усилия. Но когда мы будем охотиться в прилегающих к ней деревнях, тебе часто придется хоронить останки.

Я слушал эти уроки с готовностью и восхищением. Совместная охота была для меня величайшим удовольствием. Я достаточно быстро осознал, что те убийства, свидетелем которых я стал перед превращением, Мариус намеренно совершил столь неловко. Надеюсь, я в своем рассказе сумел объяснить достаточно ясно, что он хотел заставить меня почувствовать жалость к тем жертвам; он хотел, чтобы я пришел в ужас. Он хотел, чтобы я рассматривал смерть как чудовищное явление. Однако в силу своей молодости, преданности Мастеру и из-за обилия сцен жестокости и насилия, увиденных за мою короткую жизнь, я отреагировал не так, как он рассчитывал.

Так или иначе, но в действительности он был удивительно искусным убийцей. Часто мы выбирали одну жертву и вместе убивали ее: я пил из горла, а он – из запястья. Иногда он наслаждался тем, что крепко держал жертву, пока я выпивал всю кровь.

Будучи молодым вампиром, я испытывал жажду каждую ночь. Да, я мог прожить без свежей крови три ночи, а быть может, и дольше – иногда так и случалось. Однако к пятой ночи голодания – это тоже было проверено – я становился слишком слаб, чтобы подняться из гроба. Таким образом, это означало, что, если мне когда-нибудь вдруг придется остаться одному, я должен убивать по меньшей мере каждую четвертую ночь.

Первые несколько месяцев были настоящей оргией. Каждое новое убийство возбуждало меня сильнее, чем предыдущие, приводило в неописуемый восторг. Один только вид обнаженного горла доводил меня до такого состояния, что я становился похожим на зверя и не в состоянии был ни говорить, ни сдерживаться. Открывая глаза в холодной каменной темноте, я представлял себе человеческую плоть. Я ощущал, как прикасаюсь к ней голыми руками, и мечтал только о ней – никаких других событий для меня не существовало, они просто не имели ровным счетом никакого значения.

Долгое время после убийства мое тело вздрагивало от приятных ощущений, пока теплая ароматная кровь постепенно проникала во все уголки моего тела, наполняя удивительным теплом мое лицо.

Одного этого хватало, чтобы, ввиду моей молодости, увлечь и буквально поглотить меня целиком.

Но в намерения Мариуса не входило позволить мне, нетерпеливому юному хищнику, не думающему ни о чем, кроме того, чтобы безудержно насыщаться ночь за ночью, погрязнуть в крови.

– Ты должен начать всерьез заниматься историей, философией и юриспруденцией, – сказал он мне. – Теперь тебя ждет не университет Падуи. Твоя задача выжить и обеспечить себе возможность существовать вечно.

Так что, когда по завершении тайных вылазок мы возвращались в теплые комнаты палаццо, он усаживал меня за книги. Он в любом случае хотел отдалить меня от Рикардо и остальных мальчиков, чтобы они ничего не заподозрили о произошедших со мной переменах. Он даже сказал мне, что они «знают» об этой перемене, сознают они это или нет. Их тела знают, что я больше не человек, хотя их разуму потребуется время, чтобы принять этот факт.

– Проявляй по отношению к ним только внимание и любовь, только полное снисхождение, но держись на расстоянии, – говорил мне Мариус. – К тому моменту, когда они осознают, что свершилось немыслимое, ты уже убедишь их, что ты им не враг, что ты остался прежним Амадео, которого они любят, что, несмотря на перемены в тебе самом, к ним ты не переменился.

Это я понял. И тотчас проникся еще более глубокой любовью к Рикардо. И к остальным мальчикам.

– Но, Мастер, неужели они никогда тебя не раздражают? – недоумевал я. – Они же медленно соображают и так неуклюжи. Да, я люблю их, но ты, конечно, видишь их в более уничижительном свете, чем я.

– Амадео, – тихо сказал он, – они же все умрут. – Его лицо исказила гримаса скорби.

Я прочувствовал это моментально и всей душой, теперь я все так чувствовал. Чувства налетали, как вихрь, и мгновенно преподавали свой урок. Они все умрут. Да. В то время как я бессмертен. После этого я уже никогда не мог быть с ними нетерпелив и даже доставлял себе удовольствие, вволю наблюдая за ними и изучая их, никогда им этого не показывая, но упиваясь каждой деталью, как будто они обладали особой экзотичностью, потому что... они все умрут.