Грэм Мастертон - Жертвоприношение Страница 6

Я перевел взгляд на Фортифут-хаус. Декоративная штукатурка, казалось, сияла в солнечном свете еще ярче. Даже окна светились. Странно, но мне показалось, будто на каждом окне есть занавески, хотя я вешал их только в своей спальне и у Дэнни.

Я нахмурился и прищурился. Что-то очень неправильное было во всем этом. Отсюда Фортифут-хаус уже не выглядел обветшалой развалюхой, покрытой пятнами сырости, которую меня попросили отремонтировать. Отсюда сад не напоминал густые джунгли, которые я должен был вычистить и прополоть. Отсюда дом смотрелся как новенький, а сад казался ухоженным.

Здание выглядело в точности как на старой фотографии, висевшей в коридоре на первом этаже… Фортифут-хаус 1888 года.

Почувствовав за спиной неприятный холодок, я снова взглянул на домики возле пляжа. Они не сильно изменились, разве что с крыш исчезли телевизионные антенны. Теперь я видел их четче, потому что нас не разделяли деревья и живые изгороди.

Я перевел взгляд на кладбище. Трава была аккуратно скошена, на круглых клумбах цвела герань. А надгробий не было. Ни одного.

– Дэнни… – сказал я, положив руку ему на плечо. – Думаю, пора уходить.

– Я просто хочу увидеть, как рыбацкая лодка кидает якорь.

– Ты можешь сбегать на пляж и посмотреть оттуда.

Но не успел я спуститься с груды щебня, как заметил, что кто-то вышел из кухни Фортифут-хауса и спокойно, уверенно зашагал по залитой солнцем террасе. Это был мужчина в черном фраке и высоком черном цилиндре. Он держался за лацканы и оглядывался по сторонам, словно проводил осмотр.

Дойдя до середины лужайки, он остановился и сложил руки за спиной, очевидно наслаждаясь морским бризом.

Пока он стоял там, я уловил еще какое-то движение. В одном из верхних окон дома я заметил чье-то мелькнувшее бледное лицо. Я присмотрелся, и на мгновение мне показалось, что это морда той самой крысы с фрески, которая свернулась вокруг шеи у женщины.

Затем она исчезла. И окна снова зияли темнотой.

– Эй! – крикнул я мужчине на лужайке.

Если он реальный человек, а не галлюцинация, то должен меня услышать.

– Эй, вы! – крикнул я. – Да, вы, на лужайке!

– Кто это? – спросил Дэнни.

– Ты тоже его видишь?

– Конечно. На нем смешная шляпа.

– Вы! – снова крикнул я и помахал.

Мужчина обернулся и посмотрел на часовню с мрачным, недовольным видом. На секунду замешкался, словно раздумывая, подойти ли ему к нам, но потом развернулся и быстро зашагал по направлению к дому.

– Эй! – крикнул я. – Эй! Постойте!

Но мужчина не обращал на меня никакого внимания, шагая к дому своими длинными, похожими на ножницы ногами.

Распахнулась дверь и – ой! В дом влетает красноногий злой портной![4]

– Идем, Дэнни! – воскликнул я. – Мы должны догнать его.

Мы спустились на пол и протиснулись через дверной проем. Оказавшись снаружи, я внезапно обнаружил, что кладбище снова заросло и надгробия стоят там же, где и раньше, – покосившиеся, полуразрушенные и вполне реальные. Мы поспешили вниз по заросшему травой склону. Балансируя, перебрались через ручей. А затем, задыхаясь, бросились по лужайке к террасе. Подойдя к дому, я увидел, что дверь на кухню приоткрыта. Я точно знал, что закрывал ее, когда мы выходили.

Жестом приказав Дэнни держаться позади меня, я медленно и очень осторожно приблизился к ней. Резко распахнул. Ударившись о стену, дверь завибрировала, а потом замерла.

– Кто здесь? – крикнул я. – Предупреждаю, это частная собственность.

Ответа не последовало. На кухне стоял затхлый запах. Запах забитых стоков, слишком долго стоявших закрытыми шкафов. И отбеливателя «Доместос». Солнечный свет, падавший сквозь окна в металлических рамах, делил кухню на квадраты.

Я остановился и прислушался. Затем крикнул:

– Я знаю, что вы здесь! Я хочу, чтобы вы вышли!

Ты действительно хочешь, чтобы он вышел? Этот мрачный тип в высоком цилиндре?

– Это частная собственность, и я хочу, чтобы вы вышли. И вышли немедленно!

– Папа, там кто-то есть? – спросил Дэнни.

– Не знаю, – ответил я. – Я никого не слышу, а ты?

Дэнни приложил руку к уху и нахмурился:

– Я слышу море и больше ничего.

Я сделал два-три шага вперед. Кухня – самое оживленное место в доме, если в нем живет семья. И всегда самое безжизненное, если дом необитаем. На крючках в ряд висела кухонная утварь: шумовка, толкушка, сервировочная вилка. Эмаль на ручках покрывали царапины и сколы – значит, этими вещами часто пользовались. Но теперь от них веяло холодом, чистотой и ненужностью. Теперь они излучали лишь воспоминания, а не любовь и удовольствие от совместной трапезы.

– Если здесь кто-то есть, то вам лучше выйти, – предупредил я. – Иначе я позвоню в полицию, и вас арестуют за проникновение.

После очередной длинной паузы я услышал поспешное шарканье в коридоре и звук открывшейся входной двери. Не раздумывая (я, должно быть, сумасшедший), я кинулся через кухню и с грохотом распахнул дверь в коридор. И в тот же момент заметил, как на переднее крыльцо выскочил кто-то в черном и бросился бежать со всех ног вверх по крутой подъездной дорожке.

Я кинулся в погоню, хотя уже знал, что преследую не мужчину с бакенбардами в высоком цилиндре. Добежав до дороги, ведущей в деревню Бончерч, я увидел, что от меня улепетывает невысокая светловолосая девушка в черной толстовке и льняных шортах, с тяжелым вещмешком, болтавшимся на плече.

– Стой! – задыхаясь, крикнул я. – Стой, ради бога. Я не буду звонить в полицию.

Девушка остановилась, наклонилась, упершись руками в колени и ловя ртом воздух.

– Извини, – сказала она. – Я не знала, что там кто-то есть.

Мы стояли рядом в тени вязов и пытались отдышаться. Дэнни вышел из входной двери, остановился и наблюдал за нами.

– Извини, – повторила девушка. Она откинула рукой волосы и подняла голову. – Я правда не знала, что там кто-то есть.

Я окинул ее взглядом. Лет девятнадцать-двадцать, не больше. Овальное «английское» лицо и очень широкие глаза, какие-то иссиня-фиолетовые. На ней были дешевые серебряные украшения, которые обычно носят студенты, – круглые серьги и кольца с полудрагоценными камнями. Говорила она на правильном английском с легким акцентом. С гемпширским или суссекским, как мне показалось. Довольно симпатичная, на самом деле, хотя еще не совсем сформировавшаяся. Не совсем сформировавшаяся для тридцатитрехлетнего мужчины с семилетним сыном и разбитым браком за плечами. А еще она была слишком маленького роста на мой вкус. Под черной толстовкой с логотипом рок-концерта в Небуорт-хаусе[5] угадывалась пышная грудь, и это при росте метр шестьдесят, не больше.

– Что ты ищешь? – спросил я ее.

– Ничего не ищу. Друг сказал, что этот дом пустует.

– И?..

– И я решила поселиться здесь на лето. Комнату я позволить себе не могу. Точнее, я могу позволить себе комнату, но тогда вся моя зарплата будет уходить на аренду.

– Понимаю, – я огляделся. – Ты не видела в доме мужчину?

– Что? Какого мужчину?

– В дом вошел какой-то мужчина. На нем было что-то вроде темного пальто и высокая черная шляпа. Вид у него довольно старомодный.

Девушка фыркнула и покачала головой:

– Нет. Никого не видела.

– Что ж, извини, что погнался за тобой. Я увидел в саду мужчину и подумал, что ты – это он. Я присматриваю за этим домом и привожу его в порядок.

– О, понимаю, – сказала она.

– Работы невпроворот, – сообщил я.

– Но дом хоть и старый, но очень красивый, правда?

Я кивнул и пожал плечами. В тот момент я не понимал, какие чувства испытываю к Фортифут-хаусу. После того как я столкнулся с неизвестным существом на чердаке и увидел в саду человека в черном, я не был уверен, что хочу остаться.

Девушка подтянула повыше мешок на плече:

– Тогда я лучше пойду.

– Куда ты пойдешь?

– Ну… в Вентноре есть пустующая мастерская по обработке шерсти. Попробую поселиться там.

– Послушай… – сказал я, увидев, что Дэнни поднимается по подъездной дорожке, – мы собираемся спуститься к набережной и что-нибудь там попить. Не хочешь присоединиться? Мешок можешь оставить здесь.

– Было бы здорово, – сказала она. – Если только твоя жена будет не против.

– Я в разводе. Теперь мы с Дэнни одни.

Девушка одарила Дэнни широкой улыбкой:

– Привет, Дэнни. Я Элизабет. Можешь звать меня Лиз, но только не Лиззи. Терпеть не могу имя Лиззи.

– Привет, – сказал Дэнни, недоверчиво глядя на нее.

Иногда мне казалось, что, если бы у сына вместо глаз были пулеметы, каждая девушка, попытавшаяся заговорить с ним, была бы скошена очередью едва открыв рот. Его мать ушла, но он по-прежнему рьяно защищал ее.

– Элизабет идет с нами за напитками, – сказал я ему. – Хочешь мороженого?

Дэнни кивнул.

– Я устроилась на лето в парк тропических птиц, – сообщила Лиз. – Можете прийти, посмотреть, как я работаю. Я пропущу вас бесплатно. И, – она повернулась ко мне, – называйте меня Лиз.