Девять дней - Анна Моис Страница 6

— Доктор Филдс, это неприемлемо! — услышал я вместо приветствия.

Женщина лет сорока с красным от злости лицом тяжело дышала, видимо, из-за того, что чувство гнева и негодования заставляло ее вбежать ко мне в кабинет.

— Вчера нам сказали, что вам нездоровится! Сегодня велели ждать! — возмутилась она и топнула ногой так сильно, что плахи скрипнули.

Я попросил ее успокоиться, сесть и рассказать о своих проблемах. Женщина еще сопела, как закипающий чайник, но все же села, оставив малыша с опущенной головой стоять. Как выяснилось, она считает, что ее сын страдает серьезными психическими отклонениями. На мои вопросы, в чем это проявляется, она отвечала туманно и неточно. То он, вроде, проявляет агрессию, то апатичен. Иногда мальчик не спит по несколько суток и не ест, а потом ест все, даже то, что не нужно. Мальчик же выглядел вполне нормальным, если не считать травмы, которые нанесла ему мать, рассказывая о нем, как о чем-то уродливом и ненужном. Боюсь даже представить, что происходит дома вне посторонних глаз. На мгновенье я подумал положить мальчонку под наблюдение. Но не потому что посчитал его действительно больным, а потому что мне казалось, здесь ему будет спокойней. Но не имея оснований, я не могу держать здорового, пусть и затравленного собственными родителями, ребенка взаперти.

Когда женщина прекратила во всех красках рассказывать о странностях своего сына, я окончательно убедился в намерениях пока неизвестной для меня миссис избавиться от сына.

— Прошу меня простить, но я не вижу в вашем сыне ничего, что говорило бы о его расстройствах, — сказал я, когда осмотрел малыша и попытался с ним поговорить, но тот не вымолвил ни слова.

Его мать, конечно, отнесла это к очередным проявлениям безумия. Тогда я набрался сил и, как мог, строго сказал, что мальчик здоров и лечить я его не буду.

Она похлопала глазами, пооткрывала несколько раз рот, намереваясь возразить, но в итоге сдалась и, грубо схватив мальчика за руку, потянула его к двери.

— Если мы с мужем не переживем эту ночь, то это ваша вина, — громко сказала она уже в дверях, — доктор.

Последнее слово она произнесла с пренебрежением, намекнув на мою некомпетентность. Вот ее я бы полечил.

Из-за дождя пришлось задержаться в больнице. Не хотелось выходить и мокнуть. Записывать свои мысли и рассуждения оказалось действительно полезно. Прихожу домой, перечитываю, выделяю главное и переписываю в карточку больного. Но начальный вариант жалко выбрасывать, хотя здесь много лишнего и слишком личного. Пожалуй, позже все же сожгу, чтобы никто не увидел.

К восьми вечера был дома. Меня встретил Роберт Хьюс. Не очень приятный сюрприз, но я сделал бесстрастный вид и поздоровался, кивнув головой. Лицо его было угрюмым и загадочным, но я ясно прочел в его выражении негодование.

— Мистер Хьюс? — сказал я, подойдя ближе.

— Какого черта, Рич?! — он схватил меня за грудки и придавил к стене.

Глаза его сверкали огнем ярости. Я спокойно попросил его объяснить причину столь странного приветствия, а также пояснить, в чем конкретно я провинился перед ним. Сжирая меня своим яростным взглядом, через несколько секунд мистер Хьюс отпустил меня и даже немного остыл. Он рассказал мне интересный факт. Как выяснилось, причиной недружелюбного поведения мисс Мари по отношению ко мне в мой последний визит в их особняк было не то, что мне пришлось ударить ее, чтобы вернуть в сознание, а то, что, — как она рассказала брату — ночью я пробрался к ней в покои и всячески соблазнял, даже поцеловал ее прямо в губы. Мое удивление и состояние некоторого шока, видимо, посеяло зерно сомнений и в сознании Роберта. Он как-то виновато посмотрел на меня, но добавил, весьма неуверенно кстати, что подобное терпеть не намерен.

— Мистер Хьюс, не хотите ли вы сказать, что, по вашему убеждению, для меня ничего не значат рамки элементарного приличия? Неужели вы считаете, что я настолько неуважительно могу отнестись к женщине, в которую был влюблен?

После этих моих слов Роберт Хьюс потупил взгляд и неуверенно пожал плечами. Я не оскорбился его выводами и поведением. У нас с мистером Хьюсом когда-то были весьма теплые дружеские отношения, но они значительно испортились после того, как я попросил руки его сестры, которую любил больше жизни. Этот факт ему был хорошо известен, но он посчитал его не таким значительным, как положение будущего жениха его сестры в обществе. На тот момент я еще не имел должности главного врача дома скорби.

— Ты должен понимать, Рич, — сказал он мне в тот день, — что может дать ей простой практикант? Она будет жить в нищете. Если ты ее любишь, то должен желать ей более выгодной партии.

Эти его слова я вспомнил и сейчас, глядя на то, как он переминается с ноги на ногу.

— Но… Мари сказала, что именно это спровоцировало у нее приступ тогда.

Я поднял бровь. Роберт тяжело и обреченно вздохнул.

— Вы же сами прибежали ко мне, — сказал я, — я был дома, как, вы предполагаете, я мог так быстро добраться?

Роберт опять вздохнул.

— У нее галлюцинации, да? — спросил он тихим голосом. И это я принял как извинения.

— Судя по всему, — ответил я, задумавшись, почему морской воздух и путешествие не просто не помогли, а лишь усугубили болезнь мисс Мари.

Я пообещал Роберту, что завтра зайду к ней и поговорю. Он просил сделать это как можно осторожней, чтобы она не нервничала. Я лишь кивнул. Уходя, Роберт хотел мне что-то сказать, но не решился. Я понял, он хотел извиниться, но гордость и наши холодные отношения не позволили. Весь вечер я думал о бедной Мари, и чувства к ней, что, как я уверял себя, угасли, с новой силой вспыхнули в моей душе. Впрочем, это ненужная информация.

Письмо отца Флеккера (продолжение)

О, как тяжело мне было читать записи доктора от четвертого сентября. Он всегда казался мне сухим и местами бессердечным. Но эти редкие строки о вас, о вашей любви… Я едва сдерживал слезы. Отец Грегори тоже растрогался. Я видел, как грустно он улыбался. Я выдержал паузу, чтобы дать ему возможность задать вопросы. Он лишь спросил, почему став доктором, Ричард не просил вашей руки вновь. Я сказал, что не могу знать ответ на этот вопрос и справился, могу ли я