Наталья Александрова - Проклятие Осириса Страница 6

Однако несколько месяцев назад из Москвы пришло указание картину найти, отреставрировать и вывесить в экспозицию, поскольку в Германии обнаружился родственник той самой старушки, что отдала в свое время картину в Эрмитаж. Родственник этот оказался не простым, а очень богатым человеком, крупным бизнесменом и находился едва ли не в приятельских отношениях с российским премьер-министром, который пригласил его посетить Петербург ближайшей осенью. Как-то бизнесмен упомянул в разговоре про свою двоюродную бабушку и про картину, вот и решили сделать ему сюрприз к приезду.

Старыгин не любил никакой срочности и штурмовщины – мол, бросай все, занимайся только этим, оттого и оттягивал реставрацию картины.

Дверь распахнулась, как от сквозняка, и на пороге появился Легов.

– Ну, что тут у тебя за пожар? – недовольно спросил он.

Старыгин не ответил, впрочем, ответа и не требовалось.

– Та-ак, – медленно протянул Легов, – взлом? Кража? Вандализм?

– Взлом, – со вздохом согласился Старыгин, – но насчет кражи я в сомнении…

– Мне сомневаться некогда! – отрубил Легов. – Прошу предоставить точную информацию, что у вас пропало! Какие единицы хранения?

– Все единицы на месте, – уверенно ответил Старыгин, – то есть ничего не украли, но…

– Порча ценностей?

– Да вроде ничего и не попортили… – растерянно промямлил Старыгин.

– Да? – недоверчиво взглянул Легов. – А за каким чертом, извиняюсь, они тогда к тебе залезли?

– А я откуда знаю! – рассердился наконец Дмитрий Алексеевич. – Вот вы и выясняйте, зачем и заодно кто такие они!

Его вспышка возымела действие, Легов спросил спокойным голосом, что изменилось в мастерской.

– Да разбросали все и картины местами поменяли. Эту – сбросили, а эту – на станок поставили.

– Эту? – Легов внимательно поглядел на картину.

Картина Луи Жироде Триозона представляла сцену из Библии, где Иосиф Прекрасный растолковывает египетскому фараону его сон.

Французский художник изобразил просторный зал во дворце фараона, пышный и одновременно мрачный. Высокие гранитные колонны скрываются в высоте, стены покрыты богатой золоченой резьбой и узорными барельефами. Сам владыка Египта восседает на величественном золотом троне в окружении многочисленных вельмож и придворных. Иосиф, красивый, благообразный юноша в ярком восточном одеянии, стоит перед ним в свободной, непринужденной позе и что-то говорит, показывая правой рукой на большое полукруглое окно. Фараон слушает его весьма благосклонно, и даже спустил одну ногу в золоченой сандалии со ступеньки трона, словно собирается встать и подойти к привлекательному еврейскому юноше, чтобы возвысить его, приблизить к себе и дать ему важный государственный пост.

За спиной у Иосифа перешептываются несколько седобородых стариков – должно быть, египетские маги и жрецы, не сумевшие должным образом растолковать своему владыке его сон. Лица этих старцев выражают зависть и явное неодобрение по отношению к удачливому молодому сопернику.

Собственно, для французского художника библейская тема послужила лишь предлогом для того, чтобы изобразить людей в пышных экзотических нарядах – таких, какими он представлял себе древних египтян и персонажей Священного Писания.

Глядя на картину, Старыгин мимолетно подумал, что во времена Триозона Наполеон уже завоевал Египет и бурно началось исследование этой древней колыбели цивилизации, выдающийся французский египтолог Франсуа Шампольон уже работал над расшифровкой иероглифов, египетские древности попали в музеи Европы, но люди, изображенные на картине, не имеют ничего общего с жителями страны Миср, Древнего Египта, какими мы представляем их сегодня. Их наряды и сам облик явно были придуманы художником.

– Картина называется «Гадание Иосифа перед фараоном», – пояснил Старыгин в ответ на вопросительный взгляд Легова.

– Это что – из египетской жизни? – оживился Легов.

– Ну… кажется, так…

– Вот у меня где эти фараоны! – пожаловался Легов. – Слыхал – в отделе Древнего Египта тоже происшествие – вскрыли витрину, вытащили статуэтку, ничего не взяли, а мне теперь разбираться…

– Вот как? – поднял брови Старыгин. – А охрана, стало быть, спала?

– Да нет, дежурному по голове дали, так с пяти утра и провалялся там на полу, пока его не хватились… И вот еще что… – Легов обежал комнату быстрым взглядом, потом отогнал Старыгина и присел на корточки перед станком, где стояла картина.

Не найдя на полу ничего интересного, он пошарил рядом и выпрямился с торжеством во взоре, держа в руках лист бумаги.

– Да это же мой отчет по командировке! – ахнул Старыгин.

– Какой отчет! – отмахнулся Легов. – Ты сюда смотри!

На обороте четко отпечатался след ботинка примерно сорок третьего размера. Обычный ботинок, неясный рисунок подошвы.

Легов наклонил голову и уставился на ботинки Старыгина.

– Хорошие ботиночки! У вас какой размер?

– Ну, сорок третий, а что?

– Подметку предъявите! – рявкнул Легов, так что Старыгин вздрогнул и снял ботинок.

Подошва была так сношена, что рисунка не разобрать.

– Они итальянские, удобные очень… – пробормотал Старыгин, – вот и заносил…

– Все ясно, след преступник оставил!

– А вы думали, что я?

– Разрешите? – в комнату заглянул помощник Легова, Севастьянов. – Ну, в общих чертах все ясно, сигнализацию преступник отключил, а дверь отмычкой отпер.

– А как он в музей ночью попал? – не выдержал Старыгин.

– Да тут, понимаете… – замялся Севастьянов, – два такелажника чушь какую-то несут. Дескать, носили они ящики вчера вечером, так якобы кто-то был в ящике, оттуда выскочил и одного вырубил. А когда второй вернулся, то того, из ящика, и след простыл. Ну, ребята решили, что им все привиделось, и пошли домой лечиться…

– Понятно, – вздохнул Легов, – допьются до белой горячки и не помнят, что делали и на каком они свете. Какой еще ящик? Господи, ну отчего даже в музее все такелажники алкаши?

– Ящик и вправду лишний… – кашлянув, сообщил Севастьянов, – их по накладной должно быть восемь, а на самом деле – девять. То есть от девятого остатки…

– Кто принимал по описи? – загремел Легов.

– Николаев, он с сегодняшнего дня в отпуске…

Старыгин хотел ехидно сказать, что таким образом можно и атомную бомбу в музей пронести, раз никто не проверяет, но взглянул на расстроенное лицо Легова и промолчал. Хоть они находились не в самых лучших отношениях, все же у Евгения Ивановича сейчас большие неприятности, ведь именно он головой отвечает за безопасность мировых шедевров.

– Напишите все свои соображения по поводу случившегося, – сухо бросил Легов на прощание и вышел.