Кеннет Харви - Город, который забыл, как дышать Страница 6

Ллойд отвернулся, возмущенный ее легкомыслием, и начал спускаться по ступенькам. Да что ж такое! После каждого шага приходится делать вдох, будь он проклят! Глубокий вдох. Как здесь все опостылело! Эта земля, это море, эти безмозглые твари, которые в нем кишат. Как страшно задохнуться, потерять рассудок, потерять себя. Как все бессмысленно и ничтожно — пошлая жена, пошлый дом. Куда исчезли все краски, почему весь мир стал таким невыносимо серым?

— Без меня в сарай не ходи, — крикнул Джозеф.

Сарай был двухэтажным, когда-то давно его покрасили ржаво-красной краской. Кое-где не хватало стекол, и дыры заткнули пластиком, чтобы не мокло барахло. Полное безветрие. За спиной у Тари кто-то прожужжал. Шмель, судя по звуку. Летает себе с цветка на цветок. На ветке, а может, в небе, чирикнула птичка. Узкая дверь сарая, тоже красная, приоткрыта. В центре нарисовано белое сердечко. Тари сунула блокнот под мышку и переступила стертый порог. Одной рукой взялась за стену, со стены чешуйками облезала краска. Тари задумчиво отколупнула кусочек и раскрошила в пальцах.

— Почему? — разочарованно спросила она отца.

— Я там еще не был. В полу гвозди могут торчать. Лучше помоги мне вещи в дом занести.

Тари снова посмотрела в полумрак сарая. Глаза постепенно привыкали, в глубине начали проступать смутные очертания предметов: высокий шкаф и, кажется, старый матрас. У самого входа — четыре автомобильные покрышки, их видно хорошо. Тари задержала дыхание и прислушалась, нет ли тут мышей или бездомной кошки. Тишина, только где-то на втором этаже капает вода. А это кто жужжит? Похоже на целый рой не то мух, не то шершней. Кто же это все-таки, мухи или шершни? А вдруг, правда, шершни? Тари отступила назад, и тут ей почудилось какое-то движение. У дальней стены сарая, закрываясь рукой от солнечного света, стояла девочка. Тари вздрогнула, выронила блокнот, и пока подбирала, девочка исчезла. Тари немного подождала, и девочка появилась снова. Наверное, это просто отражение в пыльном зеркале. Тари наклонилась, и девочка сделала то же самое. Тари потерла переносицу. К чему там нос чешется? Говорят, к гостям или к испугу.

— Тари, будешь ты мне помогать или нет? — отец крякнул, взвалив на себя здоровенный тюк с вещами. — Кончай лодырничать.

Капли застучали медленнее, а потом и вовсе перестали. Жужжание тоже стихло. В нос ударил запах тухлой рыбы, настолько отвратительный, что Тари отвернулась и ойкнула. Она даже не заметила, отразило ли зеркало ее движение. Тошнота подкатила к горлу, захотелось сплюнуть, чтобы избавиться от мерзкого вкуса во рту. Тари языком провела по передним зубам.

— Пап, чем это воняет?

Джозеф, который стоял над большим чемоданом и локтем прижимал к себе подушку, выпрямился и принюхался.

— Ничего не чувствую. Может, сиренью?

— Да нет, воняет, а не пахнет.

Отец пожал плечами.

— Тогда не знаю. — Он кое-как подхватил большую черную сумку, покрепче стиснул подушку и направился к дому. — Ну и жара, так и помереть недолго, — пропыхтел он. — По мне, уж лучше снег.

Тари заметила, что их машина стоит прямо на траве — подъезд к дому совсем зарос. Ей вообще нравилось все, что растет само по себе. Газон пестрел красными цветочками, у дороги цвела сирень. Ее аромат мешался с запахом нагретой травы, перебивая рыбную вонь. Вдали за холмами, за елями и кустами, за старыми рыбацкими хижинами сверкал синевой океан. От солнца зудела кожа. Тари почесала затылок — оказалось, волосы мокрые насквозь. Где же серебряные искорки на воде, которые показала старушка? «Рыба учится летать». Тари вспомнила, что когда-то уже рисовала летучих рыбок и полистала блокнот. Нет, похоже, рисунок остался в старом блокноте. Эта мисс Лэрейси так обрадовалась, когда узнала, что Тари рисует. Даже назвала ее картинки «искуйством». Славная бабушка.

Джозеф вышел из дома, громко отдуваясь. На лбу блестели капельки пота. Щурясь и утираясь, Джозеф склонился над чемоданом. Потом махнул рукой, и уселся на чемодан верхом.

— Тащи в дом, — сказал он, кивнув на пакет с едой. — У меня перерыв.

— Ты «Крокет» купил! Мое любимое печенье!

Джозеф рассмеялся и потрепал Тари по голове.

— Как тебе домец? — Он пальцем показал через плечо. — Класс?

— Супер. Мне ужасно нравится. — Тари вытянула из-за уха карандаш и начала рисовать дом.

— Давным-давно здесь жил рыбак. Он этот дом сюда и перевез. Из другого приморского городка.

— Перевез?

— Да, раньше все за собой домики таскали, как улитки. Знаешь, как?

— А зачем их вообще таскать?

— Правительство велело. Так удобнее, когда люди живут кучно. Меньше дорог делать приходится. А многие не захотели строить новые дома и привезли старые. Так ты знаешь, как они это делали?

— На большущих грузовиках?

Отец рассмеялся:

— Нет, это ж было давно.

— На лошадях?

— Нет. Ну, последняя попытка.

— По сто человек собирались?

— Не-а. Сплавляли по воде. — Джозеф встал и повернулся к бухте. — Сначала по воде, а уж потом волоком до места.

— Не может быть. Дома не плавают, — возразила Тари, но на всякий случай пририсовала к дому воду. Волны с барашками.

— Плавают, плавают. Люди строили огромные плоты из бревен и пустых бочек, канатами цепляли к своим лодкам и тянули за собой. — Джозеф извлек из чемодана картонную коробку с посудой. Коробка зазвенела. — Вот так они и перевозили свои хижины. Морские пилигримы. Здорово, правда?

— Да-а… — Тари сосредоточенно рисовала бочки. — А что такое «пилигримы»? — спросила она, втайне надеясь, что это слово тоже можно нарисовать и дополнить картинку с домом.

— Люди, которые перебираются с одного места на другое. Представляешь, как они свои дома любили? Все, перерыв окончен. Давай за работу.

— Я рисую.

— Ничего, хоть раз чем-то еще займешься.

Грустно вздохнув, Тари захлопнула блокнот, но тут же снова открыла и нарисовала над крышей семь летучих рыб.

— Убери блокнот, говорю.

Тари послушалась, но уж очень хотелось подразнить отца. Она приподняла край обложки. Джозеф нахмурился, и девочка сдалась.

— А можно мне печенья? Очень есть хочется.

— Ты же голодная. — Джозеф немного смягчился. — Бедный ребенок.

— Можно, можно?

— Так ведь каникулы. Можно есть, все, что хочешь.

— Ура! Ты самый лучший папа на свете!

Джозеф усмехнулся, подмигнул ей и зашагал к дому. Тари старательно сосчитала застекленные квадратики в окошках на втором этаже. В каждом — по восемь квадратиков. Все здесь было древним, совсем не таким, как в городе. Даже воздух другой. Маме бы тут понравилось. Тари вспомнила про маму и сразу сникла. Она сунула блокнот под мышку и взялась за пакет. Отец как раз снова появился на крыльце.