Кирилл Клерон - Вампиры в Москве Страница 6

Петух предлагает симпатичной курочке — давай побежим наперегонки на таких условиях: если догоню, то топчу и сколько захочу. Курица соглашается, они бегут, петушок отстает. Курица притормаживает, оборачивается и спрашивает:

— Эй, Петя, не слишком ли я быстро бегу?

А потом, когда Витя шумно и обильно кончил, когда тяжело отдышался и удовлетворенно подумал:

(— вот и свершилось),

когда вытер грязной майкой капельки пота, он неожиданно обнаружил, что прыщавая Машка прижалась к нему всем своим телом, и обнимает его, и целует его, и даже ласково шепчет:

— Дорогой, дорогой…

Не понравились Витьку такие телячьи нежности, грубо отодвинул он прильнувшую Машку:

— Ну все, все… Хватит меня слюнявить. Что ты прилипла, блин, как банный лист?! Дай отдохнуть.

— Витюшенька, а тебе хорошо было, ведь правда?

— Хорошо, хорошо… Дай oтдохнуть…

— Витюш„ а кто я теперь?

— Как это кто, Машка, совсем что ли крыша съехала?

— Ну, я ведь теперь женщина, да?

— Женщина, женщина…

За своей однозначной избранницей (ведь не геронтофил же он или о ужас! — зоофил, не какой-нибудь черт нерусский) Витя не ухаживал и букетики скромных и блеклых полевых цветов не дарил. Не дарил и ничего другого. К сожалению для Машки, не родился он галантным кавалером, даже от очень маленькой части не родился:

(— а ну и что?! а ну и подумаешь! не нравится — так катись колбаской, вот пьянчуга и дебошир Алексей Беспалый жену себе ищет на место усопшей, так может и ты сойдешь, как раз он изрядно подслеповат, авось твои прыщавые «прелести» не узреет)

Впрочем, их сексуальные свидания обычно сопровождались музыкой, с запинками ковылявшей из старенького кассетного мафона. Того самого, оставленного наследством от дезертира Кольки и спрятанного от ушлого следака. А знаете, почему Витя всегда брал мафон, причем с совершенно не лирическим репертуаром? — да просто так куда веселее пилиться. Попробуйте сами — так оно и есть.

(кстати, о птичках, особенно певчих, если Алла Борисовна или Иосиф Давыдович пребывают в наивной уверенности, что Витя слушал именно их песенки, слешу разочаровать. Он уважал лишь Сектор Газа и Матерные Частушки, которые заездил до неузнаваемости, впрочем, других кассет у него не было)

ПОВЕСТКА

Повестка в армию подоспела как раз вовремя, вовремя для блохастого и тощего Проглота, настолько тощего, будто вчера из собачьего концлагеря сбежал. Крыски уже начали изрядно надоедать Охотнику, да и появлялись они на давильне все реже, словно, заразы, пронюхали недоброе. Охотнику же следовало расти и он придумал гениальное режиссерское действо, достойное Эйзенштейна и Рубика — придумал сам, без чьей либо подсказки. Действительно, полным полна талантами и талантищами земля русская, только разглядеть их очень сложно. Сюжет вкратце таков:

Проколоть вилами, а потом раздавить сапогом плешивого и прожорливого Проглота, когда тот воодушевлено отправится полакомиться очередной раздавленной крыской.

Вот как Витюша все здорово придумал — просто и с несомненным вкусом!

Однако, если приходит повестка, крысы, собаки, женщины и прочая живность отметаются, ибо пора бухать. Все, уходящие из Пеньков в армию, обязательно начинали бухать при первых признаках, и это правило никогда не нарушалось. Даже до революции, когда и повесток-то не было, многоградусная жидкость рекой текла на проводах. Местная традиция, так сказать. Продолжительность попойки определялась достатком и здоровьем призывника, но три дня являлись обязательным минимумом. Куда уж меньше?!

Витя прежде не бухал, даже и не пробовал, даже ни капли — поэтому его личное правило трезвости вошло в серьезный конфликт с общественным правилом пьянства.

После долгих и мучительных сражений-размышлений общественное победило, а иначе редко бывает в нашей стране. От ядовитой гидры коллективизма особых противоядий пока не найдено.

Первый стакан дался Вите очень тяжело, а первый глоток просто пробкой застрял в горле и никак не желал проваливаться внутрь. Но вот ведь деликатность — никто и не насмехался над такой необычной проблемой (обычная же деревенская проблема состоит в том, что проваливаться нечему). Призывника активно и громко подбадривали, кто как умел, тот так и подбадривал:

— Тяжело в ученье, легко в бою.

— Мужик ты или баба?!

— Пей до дна, жизнь одна.

Из соседнего села специально притащили разудалого пожилого баяниста — под музыку легче пьется. Любой собиратель фольклора основательно прибалдел бы от такого количество песен и частушек на эту пикантную тему, которые исполнил хмельной мужик. Послушать его, так создается ощущение, что вся деревня от печки до пашни — один большой сексодром, где только этим и занимаются. Но мы то знаем, чем там занимаются, какая жидкость льется. Хотя, говорят, была история — открыли в какой-то деревне бордель. Но это наверняка по пьяни!

То ли под музыку, то ли под шуточки-прибауточки, то ли под домашнюю грудинку с соленьями, но дальнейшее поглощение пьяной жидкости протекало уже легче, а еще дальше — да как по маслу. По утрам, правда, голова побаливала, но грамотный рассол умело снимал похмелье и к обеду Витя снова выглядел, как свежий огурец. Снова был готов к потреблению.

Три дня пролетели, пролетели еще несколько. Конечно, двухнедельный рекорд, установленный несколько лет назад Колькой, перекрыть не удалось, но и жалким минимумом новобранец не обошелся и не отделался. Впрочем, хоть и рекордсмен этот Колька, а нечего ему завидовать, абсолютно нечего.

За время проводов, материально стимулируемой своим бывшим кормильцем (благо мамаша расщедрилась), пес Проглот успел сдохнуть, то ли от старости, то ли от вредности. Таким образом, он подло избежал назревавшей БОЛЬШОЙ ОХОТЫ и не дал возможности реализовать ВЕЛИКУЮ ПОСТАНОВКУ. Вот собака! Его худосочный труп с выпирающими сквозь кожу острыми ребрами подчистую слопали крысы, заскелетировали, так сказать, тем самым несколько восстановив взаимную справедливость. Впрочем, размышляй Витя столь замысловатыми категориями, он бы назвал эту справедливость дерьмовой.

ПОЧЕМУ НЕ НАДО ЗАВИДОВАТЬ КОЛЬКЕ

Не завидуй Крезу.

Его уже давно нет.

А мы все еще жуем

вчерашние бублики.

После службы в Советской Армии мало кто из односельчан (однодеревчан) надолго возвращался в Пеньки — некоторые женились на городских девках, другие оперативно садились на казенные харчи, остальные просто терялись на бескрайних просторах родины. Иногда кое-кто из них наезжал в места счастливого детства на недельку или даже целое лето, любопытствуя, ностальгируя или на похороны родственников, но в итоге отправлялись восвояси. Ловить-то в Пеньках нечего, разве что карасей.