Игорь Шабельников - Гоблин Страница 6

– Убивать людей из снайперской винтовки легко, ты не чувствуешь себя убийцей. Другое дело, когда убиваешь ножом. Лицо зарезанного мной немецкого альпийского стрелка врезалось мне в память. Я запомнил каждую черточку, каждую мелочь, даже кольцо с мертвой головой на его пальце. Но тогда стоял вопрос, или егеря нас, или мы их. Отряд тогда понес большие потери, и нам пришлось уйти на Итальянскую территорию. Там мы соединились с итальянскими партизанами и продолжили войну. Пока шла война, думать об этом зарезанном мной немце было некогда. А после войны он стал являться мне по ночам, во снах, с ножом. Именно он, хотя я убивал ножом за время войны не единожды. Дошло до того, что я боялся спать и прятал кухонные ножи на ночь под подушку. И тогда я решил обратиться к богу и замолить свои грехи. Я решил стать монахом.

6

О том, что мы приближаемся к обширному аномальному полю, я понял по жгучему пуху. При быстром приближении, эта аномально видоизменившаяся растительность выбрасывает облако частиц, которые в случае контакта с открытой или слабо защищенной кожей, серьёзно травмируют последнюю. Многие сталкеры считают жгучий пух самостоятельной аномалией. Я же воспринимаю эти косматые бороды, свисающие с веток деревьев, по-другому, как последнее предупреждение зоны. Объявив привал, я стал готовить спецоборудование для поиска аномалий – вязал куски бинта на гайки, найденные в домике путевого обходчика. Есть только один способ борьбы с аномалиями – это не попадать в них. Заметить аномалию, при определенном навыке, несложно. Большинство аномалий невидимы, но их можно засечь по визуальным проявлениям, странной вибрации воздуха, по необычному мареву или странным теням, отбрасываемыми предметами, искрению и ряду других признаков. Сложность заключается в том, чтобы определить границы аномалии. Сейчас уже существует аппаратура для поиска аномальных зон. Но, к сожалению, такой аппаратуры у меня с собой нет, я не готовился так далеко заходить в зону. Поэтому придется воспользоваться старым проверенным сталкерским средством – гайкой с бинтом. Опытный глаз, по полету гайки и её приземлению, всегда поймет, есть впереди аномалия или нет.

Вы бывали на Куршской косе, видели «пьяный лес»? Вот примерно такая же фантастическая картина стояла перед нами – отдельно стоящие скрученные и изогнутые неведомой силой стволы деревьев, кривые, чуть ли не в узел завязанные ветки. Между деревьями то здесь, то там вибрирует воздух, от чего деревья кажутся живыми, как будто они продолжают изгибаться. Я бывал в этом месте раньше, в пяти километрах отсюда имеется любопытный природный феномен – «каменная речка». Участок земли между двумя пригорками выложенный округлыми булыжниками, которые не обрастают мхом. И вот к этой «речке» мне надо найти проход. Дойдем до «речки», считай, прошли.

Нарезав в ивняке у ручья веток, я объяснил падре, что пойду впереди и буду ставить вешки. Падре должен идти следом метрах в десяти сзади. Строго от вешки к вешке. Вешки он должен собирать, этих двух десятков вешек на пять километров мне, конечно же, не хватит. Когда махну рукой, падре должен подойти ко мне и передать собранные вешки. Крюгера следует держать на коротком поводке, а лучше нести.

На то, что бы пройти эти пять километров, у нас ушло пять часов – неплохой результат для зоны. Мы вышли к пригорку, поросшему ровными стройными березками. Зона почему-то пощадила этот крохотный участок. Сразу за пригорком, в метрах ста, была видна «каменная речка». На этот раз я не позволил себе расслабиться – сколько сталкеров грохнулись на последних метрах. Так, слева небольшое болотце, справа голубоватая дымка. Ага, справа улеглась «Электра», копит статику, ждет, на ком бы её разрядить. Впереди ровный участок, можно идти. Нет, не могу, что-то не так. Что-то меня смущает. Болотце! Слишком оно спокойное и гладкое! Кинул через болотце гайку. Гайка рухнула в болотце со звуком ружейного выстрела. «Воронка», гравитационная аномалия. Дело принимает дурной оборот. Рядом с «Воронкой» всегда гуляет другая аномалия – «Трамплин», тоже гравитационная аномалия, только с другим знаком. Они как два полюса магнита, всегда вместе. Кинул гайку вперед, так и есть! Гайка, подхваченная «Трамплином», улетела сначала вверх и потом далеко вбок. Снял рюкзак, объяснил падре, что теперь торопиться некуда. Будем пережидать в березняке, пока не откроется проход. Может дня три-четыре.

– Душа, Бирюк, душа у человека, безусловно, есть! Во всяком случае, должна быть. Называйте её, как хотите – самоконтроль, совесть или ещё как. Вот я и пришел после войны в Ватикан, чтобы снять с души грех, чтобы залечить мою больную совесть. Меня как «русского» сразу же взяли в «Русский католический колледж» – «Руссикум». Тогда-то я и принял, в память об отце, имя Карло. «Руссикум», фактически, был центром по подготовке агентов для нелегальной засылки на территорию СССР, для борьбы с коммунизмом. Мне тогда основательно промыли мозги, и я верил, что буду бороться за правое, богоугодное дело. К тому же я хотел попасть домой. Но жизнь сложилась иначе. В колледже заметили мои способности к языкам, ведь к моменту окончания колледжа я уже знал семь языков. Поэтому меня по окончании колледжа направили в «Бюро информации». Бюро представляло собой подсобный орган ватиканской разведки, которым является так называемый «Центр информации для бога». В мои обязанности входила первичная сортировка разведывательной информации и рассылка их по отделам и секциям бюро. Работа напряженная и кропотливая, но я со смирением иезуита выполнял её.

– Время от времени к нам приходили и посылки, в которых кроме разведывательной информации содержались вещи, которые могли бы заинтересовать Ватикан – свитки, древние фолианты и прочие артефакты. Такие вещи мы передавали в библиотеку Ватикана. И вот, в пятьдесят четвертом, я открыл такую посылку, и руки у меня затряслись. Среди прочего лежала гравюра, гравюра Аурванга, та самая, простреленная пулей.

– Я промучился несколько дней и, наконец, принял решение – записался на приём к Анджело Май, главному библиотекарю Ватикана. Решение я вам скажу, Бирюк, непростое. Ведь, неизвестно, как иерархи отнесутся к моим откровениям. Ну, меня, положим, могут сослать в какую-нибудь, забытую богом, миссию, где-нибудь в Полинезии или на острова зеленого мыса. Но могут полететь и головы начальников контрразведки, ведь получается, что в ватиканской разведке много лет проработал неизвестно кто.

– Анджело Май выслушал мою исповедь заинтересованно и благосклонно. Обещал подумать и принять решение. В результате, через несколько дней меня перевели из разведки в библиотеку, в секретный фонд. Работа в фонде почти ничем не отличалась от моей прошлой работы, та же сортировка и каталогизация документов, только теперь это были старинные или запретные книги. Но зато я получил доступ к артефактам и книгам невыясненного происхождения. Я много и напряженно работал и к восемьдесят шестому году вычленил руническую библиотечку кобольдов и приступил к составлению словаря. Работа была очень сложной, ведь я помнил всего несколько фраз на языке кобольдов, ну, тех, которым меня обучил Теди, да и то, по большей части, это были ругательства.