Елена Кипарисова - Финальный отсчет Страница 6

— Мама, — простонала я, закатывая глаза, — никто-ко-мне-не-прикасался. — Слова прозвучали резко и отрывисто, но мне казалось, они так и не достигли цели. — Мы были в клубе, потом уехали из клуба. Втроем. Я перебрала, прости. Больше не прикоснусь к коктейлям, состоящим непонятно из чего.

— Я доверяла тебе, и вот к чему это привело. Теперь ты будешь отчитываться передо мной о каждом проделанном шаге. И свободное время отменяется — в университет и сразу же домой. — Она очень быстро сменила милость на праведный гнев.

— Сейчас же лето…

— На работу и сразу же домой. Я отлично знаю, во сколько ты заканчиваешь. Больше никаких гулянок.

— Ты, правда, думаешь, что я недостаточно наказана и не выучила урок? Думаешь, промывание желудка веселая штука? Я прекрасно осознаю, что напугала вас, но не нужно меня за это ненавидеть.

Мама фыркнула и вышла из палаты, словно я сказала что-то оскорбительное. Это был ее способ решить любой конфликт — изобразить нестерпимую обиду и объявить бойкот. Поразительно, но все всегда ей верили, сочувствуя невинной жертве. Мне не нужно было быть экстрасенсом, что бы знать — она направилась к отцу, как последней инстанции, которая могла обязать дочку извиниться. Извиниться, что я чуть не умерла от отравления. Гениально.

09.46, понедельник

Я была рада оказаться дома, особенно после этих выбеленных комнат, запаха медикаментов и болезненных капельниц. Сгиб локтя до сих пор побаливал из-за безрукой и бессердечной медсестры, которую так и не научили находить вену. Мне пришлось пролежать там еще один долгий день, пока врачи удостоверились, что мое состояние пришло в норму. Я бы на их месте не была столь уверена в этом, но задерживаться в этом аду мне не хотелось.

Преимущества бесплатной медицины заключались в том, что они верили каждому твоему слову, не настаивая на каком-либо лечении. Мы с врачами сошлись в одном, что это было банальное отравление некачественным алкоголем, усугубленное моим самолечением. Вариант с «кишечным гриппом» в итоге даже не рассматривался, к общим симптомам мне не хватило жара и рвоты.

Мама настаивала задержать меня подольше, но здоровый человек не может занимать кровать, которая понадобится настоящему больному, да и бесплатное лечение не должно было идти впустую. Меня спасло резкое даже в чем-то необъяснимое улучшение самочувствия. Не то чтобы я выздоровела полностью, но прошлые приступы теперь казались страшным сном. Остались лишь побочные симптомы — внезапные головокружения, учащенное сердцебиение, порой озноб. Все это можно было обнаружить у любого подростка, тратящего полжизни на учебу.

Я осмотрела свою комнату и поморщилась — никто даже не соизволил прибраться в ней. Смятая постель, разбросанные вещи, закрытое окно, из-за чего воздух казался спертым и тяжелым. Рядом с кроватью даже валялся плюшевый заяц — любимая игрушка брата, а значило, все эти дни он просиживал именно здесь.

12.02

Комната приобрела прежний вид, также далекий от порядка, но все же родной и уютный. Я развалилась на кровати, чувствуя легкую усталость, теперь она стала моим вечным спутником из-за бесчеловечной диеты, назначенной врачами. Мне не особо хотелось есть, но именно еда приносила в тело энергию, которой теперь так не хватало.

Мама нарушила свой обет молчания, пусть и неохотно. Мое извинение почему-то не тронула ее сердце, наверное потому, что я процедила его сквозь зубы, разозленная тем, что отец встал на ее сторону. Теперь мы жили в состоянии холодной войны.

12.36

Лиза позвонила узнать о моем самочувствии, теперь она была нежеланным гостем, после того, как со слов матери «бросила подругу на произвол судьбы». Переспорить это не удавалось даже мне, знавшей, как все происходило на самом деле.

Я пообещала ей появиться завтра в магазине — мы подрабатывали консультантами в небольшом бутике, скорее болтая, чем зарабатывая прибыль. Мой больничный распространялся еще на два дня, но мне не было желания застрять дома под контролем чуткой мамочки. Работа служила единственным пропуском на свободу. Кто бы мог такое предугадать.

13.15

Я смотрю на тарелку с бульоном, в котором одиноко плавает половинка вареного яйца. Мама особо не баловала меня. Все жирное, печеное и сладкое отныне стало запретным всего лишь одним указом врача. Эти два дня в моем желудке практически ничего не было, видимо так собиралось продолжаться и последующие две недели.

Зачерпнув желтоватую жижу, я поднесла ложку к губам и понюхала — пахло вареной курицей, которой в тарелке не наблюдалось вовсе. Желудок болезненно сжался, но не от голода, а скорее от отвращения. Эта еда меня совершенно не привлекала.

Я силой влила в себя первую ложку, почувствовав, как возвращается тошнота. Суп показался каким-то безвкусным, словно сваренный из картонных коробок. Жирная вода цвета растительного масла с запахом несвежей курицы. Я отодвинула тарелку от себя, чуть не расплескав суп по столу. Лучше оставаться голодной.

14.07

Экран компьютера мерцает перед глазами слишком ярко, отчего мне приходится щуриться, чтобы рассмотреть мелкие буквы веб-страницы. Появляется странное желание нацепить солнцезащитные очки, но я только посмеиваюсь над собою, потирая виски, которые начинают пульсировать от такого напряжения. Это напоминает то сломленное состояние, когда организм только начинает заболевать, а температура медленно поднимается, рождая в голове легкий шум. Я потрогала свой лоб, но не ощутила никакого жара, кожа оставалась прохладной, даже в душной комнате.

В какой-то момент напряжение стало невыносимым и мне пришлось отключить компьютер. Возможно, мое тело было еще не совсем здорово, и я переоценила свои возможности.

В соседней комнате на полную громкость работает телевизор — мама смотрела очередное ток-шоу, даже не заботясь, что в квартире кроме нее есть еще живые люди, и это ужасно раздражало. Я улеглась на кровать, накрывшись подушкой, но все равно не сумела заглушить все звуки. Казалось, они назло просачивались в мою комнату, кружа вокруг надоедливыми мухами.

17.30

Мама будит меня уже с минуту, вытаскивая из-под тяжелой подушки. Настало время ужина, и она услужливо принесла мне очередную порцию супа.

— Ты должна съесть все, отказы не принимаются. — Это напоминает детство, когда меня усаживали на крошечный стульчик и пичкали манной кашей, которая непременно норовила выбраться обратно.