Антон Вильгоцкий - Воины Церкви Страница 6

– Нам продолжать расследование? – уточнил Макарий. – Назначить нового 777?

– Нет! – отрезал Патриарх. – Это стало слишком опасно. Мы не можем больше рисковать нашими людьми. С сегодняшнего дня должность агента 777 упраздняется. Будем теперь действовать другими методами. Ступай, Макарий. Спасибо за добрую службу. Озаботься подготовкой отпевания для несчастного Амвросия.

– Но, святейший, это еще не все! – судя по тому, как переменилось в этот момент лицо иерея, сейчас он готовился сообщить самую неприятную из новостей. – Сатанисты больше не скрывают своей истинной сущности! Они теперь не только на улицах, а и в квартирах простых людей – грабят, насилуют, убивают и рисуют пентаграммы на стенах! Они повсюду! Милиция, похоже, бессильна!

– Господь всемогущий! – владыка резко встал со своего места. – Что ж, Макарий, это значит только одно – мы должны вступить с ними в открытое противоборство. Задействуй тайный резерв. Это официальное распоряжение.

– Слушаюсь! – Макарий быстро перекрестился, развернулся и, подобрав края рясы, бросился к выходу из патриаршей резиденции.

Глава 5

Ветер за оградой

2012

Утренний шмон прошел как обычно. Заточки зеки спрятали в щели между досками нар, пакетик с анашой притопили в параше, а сотовый телефон смотрящего, завернув в целлофан, засунули в задницу "петуху" Сане Охламошину. Колоду карт, с которой большая часть населения камеры коротала ночи и вечера, опытный щипач по прозвищу Груздь также вполне привычно засунул в карман одному из вертухаев в самом начале обыска. И ловко выдернул оттуда, когда охранники, не найдя ничего запрещенного, выходили из камеры.

После шмона зеки снова легли на нары и спали еще полчаса. Потом началась обычная тюремная жизнь. Кто-то заваривал чифирь, кто-то, обернув кулаки тряпицами, отжимался на бетонном полу. Саня Охламошин, избавившись от высокотехнологичного груза, возился в параше. Он должен был достать пакет с наркотиком, аккуратно развернуть и пересыпать "дурь" в новый. Да так, чтоб ни крошки не просыпалось мимо, и чтоб ни капли грязи из параши не пролилось на драгоценный запас. Да так, чтоб самому даже ногтем не прикоснуться к содержимому пакета. Иначе анаша будет считаться "запарафиненной" и непригодной к дальнейшему употреблению. За это "петух" получит грандиозную взбучку, а то и вовсе будет удавлен. Хотя, конечно, вряд ли его убьют – очень уж угодлив был Саня, когда ублажал смотрящего. Но рисковать все равно не стоит.

Охламошин угодил в низшую касту "опущенных" не за какой-то "косяк", совершенный уже в тюрьме. До того, как попасть сюда, Александр работал в милиции, что в глазах заключенных являлось "косяком" само по себе. Несколько лет назад он погорел на взятке и был уволен, а посадили Охламошина уже за разбойное нападение на продуктовый магазин. Время, прошедшее с момента увольнения, не позволило ему оказаться в специальной тюрьме для бывших сотрудников правоохранительных органов. Попал в простую, на общий режим. Некоторое время Охламошин успешно скрывал свое прошлое и даже заслужил среди заключенных кое-какой авторитет. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока в камеру не заехал щипач Груздь, которого Саня когда-то задерживал и допрашивал. Он-то и выдал блатной кодле бывшего "мусора" – святое дело для таких, как Груздь. Охламошину предложили выбор – стать "петухом" или повеситься. Тот сначала выбрал второе, но, когда ему поднесли свитую из разорванных простыней веревку, бросился в драку и разбил лицо одному из уважаемых зеков. После этого судьба его была решена уже окончательно. Пострадавший когда-то от него Груздь "пробовать" Охламошина не стал, но многие в камере не побрезговали. Так что, кукарекал теперь Сашка под нарами, исполняя в камере целых три функции – рабочего "петуха", парашника и живого тайника для мобильного телефона, при помощи которого камера держала связь со свободным миром, посылая на волю важные сообщения и занимаясь мобильным мошенничеством.

Наблюдая за телодвижениями Охламошина, Николай Ветров, получивший за колючкой прозвище Ветер, размышлял о том, как стремительно может порой поменять свой размеренный ход человеческая судьба. Вот, человек старался, делал карьеру в милиции, а теперь… А сам Николай? Казалось, еще только вчера он был бравым офицером с множеством перспектив и возможностей. Весь мир был открыт перед ним. Но нет – обычный угрюмый зек по кличке Ветер сидит уже второй год из назначенных ему судом пятнадцати…

Когда он пришел домой, на лестничной площадке перед дверью с окаменелыми лицами курили пятеро институтских друзей. Рядом со скучающим видом переминались с ноги на ногу два милицейских сержанта. "Что случилось?", – спросил Николай. Ни у кого из товарищей не нашлось сил, чтобы сказать ему. Лишь безразличный к чужому горю человек в серой форме буднично поинтересовался: "Вы – сын Андрея и Надежды Ветровых? Пройдемте в квартиру. Нужно провести опознание". Одного только слова "опознание" хватило, чтобы понять – он ехал в Рай, но вышел не на той станции и очутился в Аду.

Того, чему Николай стал свидетелем, перешагнув порог родного дома, не видел, должно быть, ни один ветеран ни одной из войн. Зверства моджахедов в Афганистане и сепаратистов в Чечне меркли в сравнении с картиной, которую нарисовала чья-то извращенная фантазия в мирное время, в простом российском городе. Ноги подкашивались, перед глазами плясали черные точки, к горлу подступил ком. Он потерял все. Потерял всех. Но все же нашел в себе силы, чтоб побеседовать со следственной бригадой.

Его отца, его мать, сестру и возлюбленную убили сатанисты. Это можно было понять, лишь посмотрев на то, как умерла Зоя. Но убийцы, будто бы желая покуражиться, покрасоваться, дать дополнительный намек, оставили в квартире Ветровых свои "визитки". Намалеванные на стенах перевернутые пентаграммы и диск с мерзкой музыкой в семейном "Филипсе". Диск Николай зачем-то забрал с собой. Впрочем, немного позже он понял, что уже тогда в его голове родилась мысль о том, как можно будет использовать эту вещь.

Ночевать Ветров поехал к своему другу Василию. Невозможно было оставаться дома после того, что он там увидел и почувствовал. Это место перестало быть его домом. Этот город перестал быть ему родным.

Вместе с ними поехали и остальные друзья Николая. Конечно же, той ночью все они крепко набрались, но больше всех – сам Ветров. Ведь если бы он не напился тогда до бессознательного состояния, то, вполне возможно, убил бы кого-нибудь – просто от безысходности.

Но это все же произошло, пусть и немного позже.

Похоронив родных, Ветров поселился у Василия и несколько дней не выходил на улицу. А когда, наконец, вышел – первыми, кого он увидел, была компания молодых людей, одетых в черное. Парни и девушки вели себя очень развязно, мусорили, пили спиртное, и задирали прохожих. Увидев у одного из них на куртке нашивку с перевернутой пентаграммой, Николай сразу понял, кто это такие. Ввинтившись в мерзкую черную толпу, словно смерч, Ветров принялся направо и налево раздавать сокрушительные удары руками и ногами. Сатанисты бросились врассыпную, но один из них поскользнулся на брошенной его же подругой пять минут назад банановой кожуре и рухнул на асфальт. Николай набросился на него и бил до тех пор, пока лицо парня не превратилось в кровавое месиво. Потом боевой офицер достал из внутреннего кармана куртки диск с сатанинскими песнями. Раздавил его в ладони и, заставив поверженного хулигана открыть рот, высыпал туда осколки.