Амброз Бирс - Избранные произведения Страница 6

Узнал я и еще одну вещь, о которой напишу здесь. В этих краях эдельвейсы считаются символом верной любви, парни дарят их своим возлюбленным, а девицы украшают ими шляпы избранников. Мне ясно, что, выражая благодарность скромному слуге Церкви, Бенедикта была побуждаема, быть может, сама того не ведая, любовью к Церкви, хотя пока еще, увы, у нее мало для того причин.

Теперь я целыми днями брожу по окрестностям, и мне уже знакомы все тропинки в лесу, и на склонах гор, и на облачных перевалах.

Меня часто посылают в хижины крестьян, охотников и пастухов — передать лекарство болящим или принести утешение печалующимся. Преподобный настоятель обещает, что, когда я получу священнический сан, на мою долю выпадет разносить последнее причастие умирающим, так как я — самый крепкий и молодой изо всей братии. В здешних горах бывает, что охотник или пастух сорвется с кручи и его находят по прошествии нескольких дней еще живого. И долг священника — исполнить над страдальцем святой обряд нашей религии, дабы Всеблагой Спаситель принял его отлетающую душу.

Ради того, чтобы я был достоин такой благой доли, как обережет возлюбленный наш Святой Патрон мою душу от всяческих страстей и желаний!

11

В монастыре справили большой праздник, и я сейчас расскажу, что на нем произошло.

За много дней до назначенного срока братия занялась приготовлениями. Ветвями сосен и берез и цветами изукрасили церковь. Некоторые монахи отправились с деревенскими в горы и нарвали там прекрасных альпийских роз, которые летом цветут в изобилии. В канун праздника все сидели в монастырском дворе и плели венки и гирлянды; даже сам преподобный настоятель со святыми отцами разделили наше веселие — расхаживали под сенью деревьев, предаваясь приятной беседе и поощряя брата келаря щедрее пускать в дело содержимое сводчатых погребов.

Утро началось с торжественного шествия. Это было прекрасное зрелище, умножающее славу Святой Церкви. Впереди шел настоятель под лиловым балдахином, окруженный отцами-священниками, и держал в руках священный символ распятия Спасителя нашего. За ним следовали мы, монахи, несли зажженные свечи и пели псалмы. А сзади многолюдной толпой теснился народ, разодетый по-праздничному.

Впереди гордо выступали рудокопы и соледобытчики во главе с зальцмейстером на коне под богато шитой попоной. Был он человек собой важный, высоколобый, с большим мечом на боку и в широкополой шляпе с пером. За ним ехал его сын Рохус. Пока мы собирались и строились перед воротами, я успел внимательно рассмотреть его. По-моему, это дерзкий и своенравный юноша. Из-под шапки, надетой набекрень, он бросал плотоядные взоры на женщин и дев. А на нас, монахов, посматривал с презрением. Боюсь, что он плохой христианин. Но вот красавца такого я еще никогда в жизни не видел: высокий, стройный, как молодая сосна, глаза светло-карие и золотистые кудри.

Зальцмейстер в здешних краях — лицо такое же влиятельное, как и наш настоятель. Его назначает сам герцог и облачает властью во всех делах. Ему принадлежит даже право миловать и казнить тех, кто обвиняется в убийстве или иных ужасных преступлениях. Но Господь, по счастью, одарил его умеренностью и здравомыслием.

Шествие двинулось через деревню в долину и спустилось ко входу в большую соляную шахту. Здесь был установлен алтарь, и наш настоятель отслужил торжественную мессу, а все люди, сколько их собралось, стояли на коленях. Я заметил, что зальцмейстер и его сын очень неохотно преклонили колени и головы, и это наблюдение огорчило меня. Когда служба кончилась, шествие потянулось на гору, которую здесь называют Кальвария, она возвышается над монастырем, и с нее открывается широкий вид на лежащие внизу земли. Здесь настоятель воздел кверху святое распятие, дабы изгнать нечистых духов, таящихся среди круч, а также прочитал молитвы и провозгласил проклятие демонам, обитающим в долинах. Трезвонили колокола, вознося хвалу Богу, казалось, небесное пение разносится по округе. И во всем такая чистота, такое благолепие.

Я поискал взглядом, здесь ли дитя палача? Но ее нигде не было видно, и я не знал, радоваться ли тому, что она сейчас недоступна для оскорблений от участвующих в шествии, или же огорчаться, что не могу черпать духовную силу от лицезрения ее небесной красоты.

После службы был пир. На лугу в тени деревьев стояли столы, и за этими столами все, духовные лица и миряне, сам преподобный настоятель и великий зальцмейстер, ели пищу, которую готовили и подносили им юноши. Они развели большие костры из сосновых и кленовых поленьев, клали на уголья огромные куски мяса на деревянных вертелах и переворачивали, пока не запекутся, а тогда раскладывали по столам. Кроме того, варили в больших котлах форель и карпов. Пшеничные хлеба лежали в громадных корзинах, что же до питья, то уж в нем-то и подавно не было недостатка, так как зальцмейстер и настоятель, оба поставили по бочке пива. Пузатые бочки лежали на боку на дощатых подставках под древним дубом. Молодые прислужники и люди зальцмейстера наполняли кружки пивом соледобытчиков, а монастырское наливали сам брат келарь и кое-кто из монахов помоложе. К чести Святого Франциска должен заметить здесь, что бочка церковников намного превосходила размерами ту, которую поставил зальцмейстер.

Для настоятеля и святых отцов стол был отдельный, как и для зальцмейстера с его приближенными. Настоятель и зальцмейстер восседали в креслах, установленных на красивых коврах, и сверху их заслоняли от солнца льняные балдахины. На пиру было немало рыцарей, прибывших из своих отдаленных замков для участия в празднике, и с ними красавицы жены и дочери. Я помогал прислуживать за столом. Разносил блюда, наполнял кубки и мог наблюдать, какой прекрасный аппетит у здешней публики и как по вкусу ей коричневый горький напиток. И еще я видел, как любовно поглядывал на дам сын зальцмейстера, и это меня очень возмущало, так как не мог же он жениться на всех, тем более что иные были уже замужем.

Музыка у нас тоже была. Вовсю играли деревенские парни, которые в свободные от работ минуты навострились в игре на разных инструментах. Как же гудели и взвизгивали их свирели и дудки, как прыгали по струнам и пиликали скрипичные смычки! Не сомневаюсь, что музыка была отменно хороша, да только Небесам угодно было лишить меня музыкального слуха.

Уверен, что наш Святой Патрон радовался, глядя на то, как столь большое сборище людей напивается и наедается до отвала. Сколько же они поглощали. Боже правый! Просто нечеловеческие количества пищи! Но это еще что! А сколько пили! Право, я думаю, если бы каждый житель здешних гор привез с собой по бочке, и тогда бы они были осушены, все до одной. Но женщинам, похоже, пиво не нравилось, а девушкам — в особенности. По местному обычаю, парень, прежде чем выпить, передавал свой кубок одной из девушек, а она, чуть пригубив, морщилась и отворачивалась. Я плохо знаком с женским нравом и не могу с уверенностью утверждать на этом основании, что столь же воздержанны они и в других отношениях.