Кэт Ричардсон - Вервольф перед Рождеством Страница 6

Мэтт сгорбился, ощетинился, припал к земле, готовый прыгнуть на человека в красном и совершенно забыв об упряжи.

Святой Николай посмотрел на небо на востоке, потом снова на вервольфа. Маттиас не видел никаких изменений в цвете ночи, но, наверное, это приходит с опытом. Как и умение проникать в дома.

— Хорошо, — согласился Санта. — Ты знаешь, что я — святой покровитель детей. Так случилось из-за того зла, которое сотворил вот этот человек. — Он показал на Черного Питера, тот ответил злым взглядом. — Когда я был епископом мирликийским, в одной деревне пропали трое мальчиков. Это были закадычные приятели и проказники, так что сперва никто их не хватился, думая, что они затеяли очередную шалость. Но их долго не было, и родные начали беспокоиться. В других деревнях в то время был голод, и многие впали в отчаяние. Больше всего страдал сам город, ибо слишком было много ртов, и не хватало провизии из деревень и с приходящих судов.

Я купил у одного капитана груз зерна. Он был предназначен могущественному властителю, чьи земли располагались дальше по берегу, но капитан продал мне его ради милосердия, и это было угодно Богу. За доброту Господь возместил ему проданное зерно, и он не был наказан грозным хозяином за нехватку.

Люди плакали от радости, но среди этих радостных слез я услышал горький плач печальных родителей о пропавших детях. И еще другой звук — голоса самих мальчиков, умоляющих о жизни.

Я пошел на звук этих мольб и пришел к дому мясника — жирного и злого мясника по имени Рупрехт, — святой грозно посмотрел на свою тень, — который заманил мальчишек в дом, убил их и разделал как туши. Куски он засолил и хотел продавать как солонину своим согражданам. Прибытие зерна заставило его отложить свои планы, поэтому я нашел убитых мальчиков на месте, воскресил их из мертвых, и отослал к родным. Рупрехт во искупление своих грехов сделался моим помощником. Он ведет списки и наказывает плохих детей, чтобы они не выросли такими, как он. Я его теперь называю Питером, чтобы не напоминать о его злодейском прошлом. Может быть, это было ошибкой, — добавил святой, сурово глядя на черного человека.

— Теперь ты видишь, что у меня есть власть возвращать детей к жизни, но только однажды и только на Рождество. Тебе было три года, Маттиас, и твоя семья погибла в пожаре. Это случилось как раз на Рождество. Твоих родителей я спасти не мог, потому что у меня нет такой власти, но я оживил тебя. Ты всегда был хорошим мальчиком.

— И ты меня оживил — зачем? — взревел Маттиас. — Чтобы я стал сиротой, которого все ненавидят? Ругают, что выжил, когда родители погибли? Перебрасывают из приюта в приют? Чтобы мучился от нищеты и голода? Это и был твой дар — единственный дар, могу заметить! За все эти годы ты мне ни разу ничего не подарил!

Олени шарахнулись от разъяренного вервольфа, сбиваясь в кучку.

Святой Николай поднял руки, успокаивая оленей, потом нахмурился и посмотрел на Маттиаса:

— Ты их не получал? Я тебе каждый год приносил. Мелочи, конечно, но я думал, ты поймешь. Я не мог их делать слишком заметными, но они были. У тебя всегда ботинки были по ноге. Красное пальтишко тебе на пятилетие с пожарной машинкой в кармане…

— Не было у меня пожарной машинки! И красного пальтишка тоже не было! — Олени вздрагивали от испуга, сани пошатывались от яростных рывков Маттиаса. — Ботинки жали и текли. Монахини меня били линейкой по рукам до крови, и каждый день все мы ложились спать голодными, кроме сочельника, когда нам люди приносили ненужную им еду! Ты меня воскресил и бросил жить в аду. Что ты за святой после этого?

Агиос Николаос посмотрел на Черного Питера:

— А ты что на это скажешь?

Каратель плохих детей только покачал головой, но в красных глазах мелькнул огонек.

— Мы к этому еще вернемся, Черный Питер, помяни мое слово.

Санта отвернулся, обнял яростного вервольфа, шепча ласковые слова, успокаивая. Маттиас рвал человека в красном зубами и когтями, выл и рычал от гнева и отчаяния, но раны от его клыков заживали тут же.

Наконец вервольф в изнеможении опустил голову на снег. Санта-Клаус сел рядом.

— Маттиас, мне очень, очень жаль. Но я могу спасти дитя только однажды, после этого оно должно спасать себя само. Ты был хорошим мальчиком, и я не могу понять, почему ты стал плохим. Потом ты перестал быть ребенком, и я долго, очень долго не знал, что с тобой сталось. У меня много есть еще обязанностей, помимо Рождества, я покровитель многих вещей, и, наверное, я упустил тебя из виду. Но ты не был ни моряком, ни пекарем, ни узником, и ты не думал держать лавку или переехать в Грецию. Ни одна из моих сфер влияния не могла быть тебе полезной, и я сам был виноват, что смотрел недостаточно внимательно. Но сегодня ты оказался здесь, и у меня появилась еще одна возможность. Я пытался тебе помочь. И вот, Маттиас, сейчас мне нужна твоя помощь.

— Не хочу я тебе помогать. И «рождественская радость» на мне уже выдохлась, — буркнул Мэтт.

— Но разве не понравился тебе бег по ночному небу?

Вообще-то да, и очень. Но Мэтт только пожал плечами, не доверяя этому красношубому мошеннику.

— Ты и правда хочешь бросить здесь сани и оленей? И расстроить всех детей по всему свету, которых я должен был посетить? Разве это справедливо?

Мэтт заворчал. Ему плевать было… плевать вот, и все. Но еще чуть побегать по ночному небу…

— Не знаю. Ты со мной не очень справедливо обошелся. Что я за это получу?

Видно было, что Наезднику это не понравилось, но Мэтт понял, что сейчас держат его за шкирку. Восход солнца близился, и терминатор подкрадывался неумолимо. Если епископ мирликийский хочет оказаться дома до света, ему придется договариваться.

Святой Ник еще раз вздохнул и встал.

— Ладно. Ты меня держишь под дулом пистолета, Маттиас. Каковы твои условия?

Вервольф сел, опустил вздыбленную шерсть, чуть пригладил ее, потягивая время. Потом сказал:

— Я хочу рецепт «рождественской радости».

— «Рождественской радости»? Но она только раз в году действует.

— Меня устраивает. Вполне согласен бегать по небу только раз в год. Это неплохо.

— И это все?

— Да… ну, и еще указание, как выбраться с северного полюса. Дурацкое место.

Санта погладил бороду:

— Хорошо, договорились. Если ты доставишь нас в Дом Рождества еще до рассвета.

— И чтобы рецепт действовал!

— Гарантирую, что будет — слово Отца Рождество. Но помни: только в сочельник.

— Годится. — Вервольф встал, отряхнулся. — Добавь сейчас «рождественской радости» и поехали!

Еще пригоршня волшебной пыли сверкнула при звездах, святой Николай пробормотал волшебные слова, человек в красном и его черный слуга устроились в санях, и Мэтт с оленями тронули с места.