Стефани Майер - Сумерки Страница 60

Доктор Каллен сидел в кожаном кресле за тяжелым столом из красного дерева и читал толстую книгу в потертом переплете. Комната идеально соответствовала моим представлениям о кабинете декана университета, вот только Карлайл был слишком молод, чтобы занимать эту должность.

– Чем могу вам помочь? – вежливо спросил доктор, поднимаясь с кресла.

– Я хочу, чтобы Белла кое-что о нас знала, и как раз начал рассказывать твою историю, – заявил Эдвард.

– Мы не хотели вам мешать, – извинилась я.

– Вы и не помешали, – тепло улыбнулся Карлайл. – На чем ты остановился?

– На перерождении, – отозвался Эдвард и, дотронувшись до моего плеча, заставил повернуться к двери, в которую мы только что вошли. От каждого его прикосновения сердце начинало бешено биться, что в присутствии Карлайла особенно смущало.

Стена, на которую мы теперь смотрели, отличалась от других. Вместо книжных полок ее украшали картины самых разных размеров и цветов: яркие, пастельные и монохромные. Я попыталась определить, что общего может быть у всех этих картин, но логического объяснения найти не смогла.

Эдвард подтолкнул меня к написанной маслом миниатюре в квадратной рамке. Выдержанная в светлых терракотовых тонах, она как-то терялась среди других картин. Присмотревшись, я разглядела городской пейзаж с остроконечными крышами и высокими шпилями. На переднем плане – река и мост, украшенный скульптурами.

– Лондон середины семнадцатого века, – пояснил Эдвард.

– Лондон моей юности, – добавил Карлайл. Он подошел к нам так неслышно, что я вздрогнула. Кал-лен-младший ободряюще сжал мне руку.

– Может, сам все расскажешь? – спросил Эдвард, и я обернулась, чтобы увидеть, как воспримет эти слова Карлайл.

– Я бы с удовольствием, – дружелюбно улыбнулся доктор, – но мне нужно бежать. С утра звонили из клиники, доктор Сноу снова взял больничный. Кроме того, эту историю ты знаешь ничуть не хуже меня.

Ну и ситуация! Повседневные потребности современного Форкса прерывают рассказ о жизни средневекового Лондона.

Немного неприятно было оттого, что вслух доктор Каллен говорил специально для меня.

Улыбнувшись мне на прощание, Карлайл неслышно вышел из кабинета и притворил за собой дверь.

Целую минуту я рассматривала город на миниатюре.

– Что же случилось потом? – спросила я, поднимая глаза на Эдварда. – Когда Карлайл понял, что с ним происходит?

Эдвард задумчиво смотрел на картины, и я решила угадать, какая именно привлекла его внимание. Судя по всему, это большой осенний пейзаж, изображающий пожелтевшую лесную поляну, а на заднем плане – скалы.

– Поняв, кем стал, папа не смирился, – тихо проговорил Эдвард. – Он решил себя уничтожить. Правда, это оказалось не так-то просто.

– Что он сделал? – Вопрос вырвался сам собой, таким сильным было изумление.

– Прыгал с горных вершин, бросался в океан… Карлайл был слишком молод и силен, чтобы погибнуть, – невозмутимо рассказывал Эдвард. – Удивительно, как долго он смог выдержать без… еды! Как правило, у… новообращенных голод слишком силен, чтобы сопротивляться. Однако отвращение к самому себе было столь велико, что папа решил себя погубить.

– Разве это возможно? – чуть слышно спросила я.

– Вообще-то да, хотя способов нас убить не так уж много.

Мне захотелось уточнить, но Эдвард не дал мне и рта раскрыть.

– Папа совсем ослаб от голода и старался держаться как можно дальше от людей, понимая, что сила воли вовсе не безгранична. Сколько ночей он скитался по пустошам, отчаянно презирая самого себя!.. Как-то раз на его логово набрело стадо оленей. Карлайл умирал от жажды и, недолго думая, растерзал все стадо. Силы вернулись, и отец понял, что становиться монстром совсем не обязательно. Разве в прошлой жизни он не ел оленину? Так родилась новая философия. Отец решил, что и в такой ипостаси можно оставаться самим собой. Решив не терять времени попусту, Карлайл снова начал учить ся. Времени для занятий теперь стало вдвое больше. Он поплыл во Францию и…

– Поплыл во Францию? – с сомнением спросила я.

– Белла, люди пересекали Ла-Манш и в семнадцатом веке, – напомнил мне Эдвард.

– Не сомневаюсь, просто ты сказал «поплыл»… Продолжай!

– Плавание для нас вовсе не проблема…

– Для вас вообще нет проблем, – проворчала я. Эдвард ухмыльнулся.

– Перебивать больше не буду, обещаю! Он продолжал:

– …потому что нам фактически не нужно дышать.

– Что?

– Ты ведь обещала! – укоризненно воскликнул Эдвард и приложил к моим губам холодный палец. – Хочешь узнать, чем все кончилось, или нет?

– Нельзя же огорошить меня подобной новостью и рассчитывать, что я никак не отреагирую!

Холодная рука неожиданно коснулась моей ключицы. Сердце забилось сильнее, но я постаралась держать себя в руках.

– Тебе не нужно дышать?

– Совершенно необязательно. Дышим мы скорее по привычке.

– И как долго вы можете… не дышать?

– Наверное, бесконечно, точно не знаю. Жить, не чувствуя запахов, немного скучно.

– Немного скучно, – глухо повторила я.

Уж не знаю, что отражалось на моем лице, но Эдвард почему-то расстроился. Отдернув руку, он так и впился в меня взглядом. Мне стало неловко.

– Что такое? – чуть слышно спросила я, касаясь его неподвижного лица.

– Какая нелепая пара, ты и я, – вздохнул он.

– По-моему, мы это уже обсуждали.

– Разве тебе не страшно?

– Нет, – честно ответила я. Эдвард смотрел на меня во все глаза.

– Самый сильный хищник на планете заботится о моей безопасности. Чего мне бояться?

Он фыркнул и если не развеселился, то хотя бы хмуриться перестал.

– Ну, ты загнула! Эмметт намного сильнее меня.

– Приходится верить тебе на слово.

– Когда-нибудь сама убедишься.

– Итак, продолжай! Карлайл поплыл во Францию…

Эдвард кивнул, возвращаясь к своей истории. Золотистые глаза метнулись к другой картине в богато украшенной раме, самой большой из висящих на стене. Картина была не только самой большой, но и самой пестрой: яркие фигурки в пышных балахонах прижимаются к каким-то столбам и свешиваются с балконов. Мне показалось, что это либо какие-то герои греческой мифологии, либо библейские персонажи.

– Карлайл приплыл во Францию и обошел все европейские университеты. Не зная отдыха, он изучал музыку, точные науки, медицину, пока не понял, что его призвание – спасать человеческие жизни. Другие подобные нам люди, более цивилизованные, чем призраки лондонских трущоб, отыскали его в Италии.

Тонкий палец показал на степенную четверку на самом высоком балконе, снисходительно взирающую на царящий внизу бедлам. Присмотревшись к фигуркам, я с удивлением узнала золотоволосого мужчину.