Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову Страница 60

Сквозь щель между дверью и полом в коридор медленно потекла кровь. Мертвецы быстро расправились с беглецами, и агонизирующий стук очень быстро сменился метрономом хлопков и монотонным то ли хрипом, то ли стоном.

– Мы бы погибли, если бы открыли! – опять сказал Атос. Он ни на кого не смотрел, но Виталик знал, что его слова адресовались Стасу. Но тот молча развернулся и вернулся в купе.

– Стас, – жалобно окликнул его Коля.

– Это отмщение. Отмщение за грехи наши! – вдруг крикнул тот. – Очищение!

– Брось топор! – взвыл оттуда Сева, и тут же зазвенело разбитое стекло. Мертвецы под окном победно взвыли.

– Очищение! – продолжал кричать Стас. Виталик даже не попытался заглянуть в купе, подхватив палку, он бросился прочь по коридору. В этот момент он забыл даже про искалеченную руку. И с именем Веры на губах заперся в одном из пустующих купе.

Закрыв голову руками, он забился в угол и, покачиваясь, неустанно повторял имена дочки и далекой, но такой любимой жены. В них он находил успокоение, в них находил последнюю защиту перед ордой мертвецов.

Он слышал выстрелы, слышал проклятья, слышал крики друзей и отчаянно бормотал свою мантру, мечтая о том, когда все прекратится. Вскоре шум сражения действительно затих, а спустя несколько долгих минут в его дверь раздался ритмичный стук, сопровождаемый утробным мычанием.

Виталик заплакал.

– Есть кто живой? – отчаянно закричала откуда–то Зиночка. – Есть кто живой?

Ей ответил рык мертвецов.

– Я заперлась в купе! Господи, сколько крови!

Виталик молчал. Он баюкал опухшую руку и проклинал тот день, когда решил поехать с друзьями в горы.

– Кто–нибудь, ответьте! – завизжала проводница.

– Вера–вера–варе, – тихо бормотал Виталик. – Варе… вар…ер… вер….Ир… ррр….

Его сознание неотвратимо заволакивал туман. Боль в руке чуть утихла, но почему–то по всему телу расползлось онемение. Будто он умудрился отлежать все сразу. И ноги, и руки, и даже голову. Но отчего–то было так хорошо, так спокойно. Так тепло.

Виталик чувствовал, как теряет себя, и потому ни на миг не прекращал повторять имена. Он держался за них, как утопающий, не замечая, как весь окружающий мир сужается до заветных семи букв.

– Вер…ааа…Ир…ааа, – повторял он, не обращая внимания на стук автоматных очередей где–то там, за пределами его темного паровозного мира.

– Вер…ааа…Ир…ааа, – мычал он, когда солдаты ломали дверь в его купе, а кто–то кричал:

– Тут еще один живой! Ранен! «Скорую»!

– Вер… – в горячке бредил он, пока под присмотром двух врачей трясся в машине «скорой помощи». Как сквозь дымку Виталик слышал далекий, будто из космоса, приговор:

– Заражение. Довезти бы до больницы.

– Ира… – сказал он, когда открыл глаза под ножом патологоанатома.

Очень хотелось есть.

СТАРИК И ЗОМБИ Тимур Алиев, Мурад Магомадов

– Деда, деда! – голос внука оторвал Салауди от чтения свежего номера «Известий». Старик с трудно сдерживаемым вздохом отложил газету и посмотрел на мальчика.

День из разряда тех, про которые говорят «свободной минуты присесть не было», прошел в хлопотах по хозяйству. В течение всего этого времени старик предвкушал: вот он засядет в летней кухне, заварит себе стакан крепкого чая и развернет газету. И только–только с наступлением вечера его мечта начала сбываться, как в окне показалась голова 10–летнего Дени. Мальчик делал какие–то знаки руками и был сильно взволнован.

– Что случилось? – Дени был его любимым внуком, и, как ни настраивал себя старик на жесткий тон, строго говорить с ним у него не получалось. Родители мальчика погибли несколько лет назад в автокатастрофе, других детей у них не было, а единственного ребенка забрал к себе дед, с трудом выбив разрешение на это у многочисленных комиссий и судов.

Воспитанием остальных многочисленных внуков и внучек старика, живущих за пределами республики, занимались их собственные родители. Салауди не вполне одобрял применяемые ими методы, результаты которых ему приходилось наблюдать во время летних школьных каникул. Оттого и оставались за пределами его сердца другие внуки. С Дени, которого он воспитывал сам, все было иначе.

Старик сделал мальчику знак войти. Дени тотчас спрыгнул с приступка, с которого заглядывал в окно, и вырос на пороге кухни.

– Там «глухарь»! На черешне… Пойдем скорее, – слегка задыхаясь от бега, зачастил внук. – Я в конец двора пошел… А он шумит… Я сразу сюда побежал…

Старик отложил газету. Что ж, чтение подождет, раз такое дело.

Несмотря на сбивчивость рассказа внука, он сразу понял, что в их двор залез «глухонемой» из расположенной по соседству школы для детей с дефектами слуха и речи. Или «глухарь», как выражалась местная детвора. В июне, когда поспевала черешня, подростки из школы становились бедствием для жителей окрестных частных домов, несколькими кварталами примыкавших к зданию. По ночам «глухари» целыми группами забирались во дворы и обносили черешневые деревья. Те, что поменьше, – подчистую, покрупнее – с ощутимым ущербом.

Бороться с этим бедствием было невозможно. Жаловаться руководству школы? А на кого? Вначале нужно было поймать за руку и только потом наказывать. Да и жалко было. Несмотря на хулиганский имидж «глухарей», это ж ведь были дети, помимо всего, еще и обделенные судьбой. Им и так приходилось несладко. Так что желающих жаловаться на них находилось немного. А вот пугнуть воришек стоило.

Старик потянулся к платяному шкафу. Внутри него за старыми пальто и другими вещами стояло охотничье ружье. Салауди давно уже не выбирался в лес, хотя после того, как три года назад ушел на пенсию, все время собирался возобновить увлечение молодости. Потому и регулярно продлевал билет охотника – а вдруг проснется желание. Да и сноровка в этом деле еще оставалась.

Пока же старик использовал ружье, чтобы пугать «глухарей». Все знали, что у него есть двустволка, да и сам Салауди при случае любил крикнуть, что он может «и солью пальнуть».

И действительно, ружье всегда стояло у него, снаряженное специальными солевыми патронами. Салауди выменял их у знакомого сторожа, которому спецбоеприпас выдавали на работе. При случае старик мог бы изготовить и самопал, опыт в этом деле был, но пока необходимости в кустарщине не возникало.

Натянув пиджак, Салауди взял в руки двустволку и вышел из дома.

– Там, там, – зашептал Дени, указывая пальцем в глубь двора – туда, где темнели садовые деревья.

Аккуратно ступая, чтобы не спугнуть незваных гостей, Салауди направился в указанном направлении. В голову как–то и не пришло, что в подобной предосторожности нет необходимости, поскольку глухонемые воришки вряд ли смогут услышать его приближение. Дени хвостиком держался за ним.