Джим Батчер - Луна светит безумцам Страница 61

— Ты не готов играть наравне со взрослыми, Билли.

— Может быть, — ответил он. — Но скамейка запасных опустела.

Ну, что на это скажешь? Я давал ему шанс. Он принял решение.

— В таком случае, оставайся здесь. Ты нужен нам живой. Все может закончиться очень скверно. Тогда гексенвольфы придут сюда, и раненых придется кому-то защищать.

— Если они прорвут вашу линию обороны, нам тоже не выстоять. Лучше напасть всем скопом. С вами.

Я фыркнул.

— Смотрю, у тебя все козыри на руках?

— Ставлю на фаворита, — покачал головой Билли.

Мы помолчали. Я ничуть не сомневался в искренности парня. От него прямо-таки за километр шибало самым неподдельным чистосердечием, неопытностью и донкихотством. С этими качествами живется хорошо. До поры до времени, пока однажды они не обернутся против владельца. И потом невежество… Нет, не совсем так. Скорее невинность… Ведь парень не знает, на что идет. Сегодняшний день не в счет. Цветочки. Я поведу его за ягодками в опасный, жестокий и кровавый мир. А хуже всего то, что, как бы я ни поступил сейчас с Билли и его приятелями, эти невинные дети не доживут до рассвета.

Малец сказал истинную правду. Помощь действительно нужна.

— Каждый, кто пойдет, будет подчиняться только моим приказам, — сказал я, и глаза мальчишки засверкали. — Будете делать, что я скажу и когда я скажу. Подчиняться беспрекословно. Усек?

— Усек, — подтвердил Билли с дерзкой ухмылкой, которая никак не вязалась с сомнительной внешностью школьного зубрилы в купальном халатике. — Вы умный человек, мистер Дрезден.

Я зарычал на него, и тут свет, падающий из открытого гаража, куда-то делся. Мы услышали довольно гаденькое хмыканье, и свет снова зажегся. В дверном проеме, тонкая и гибкая, как тростинка, стояла Джорджия. В высшей степени раздосадованная.

— Билли Борден, у тебя других дел нет, как попусту торчать в темноте?

Маленькая фурия с грозным видом шагнула вперед. Билли спокойно посмотрел на нее.

— Передай всем: мы выступаем. Дрезден изменил мнение. Кто согласен ему подчиняться, идет с нами. Кто откажется, останется с Синди и Алексом.

Глаза Джорджии распахнулись широко-широко. Она даже ойкнула от волнения. Девочка повернулась ко мне и стремительно обняла, чем вызвала в ноющем чародейском плече шквал возмущения. Потом, не сбавляя скорости, бросилась на шею Билли и неловко дернула его за халат. Халат съехал, грудь парнишки оголилась. На светлой коже отчетливо проступили длинные полосы запекшейся крови. Наискосок через грудь и дальше на плечо. К чести Билли надо признать, что его полнота на деле оказалась прилично развитой мускулатурой.

— Что это? — проговорила девушка. — Идиот! Почему не сказал, что тебя ранило?

Билли поежился и запахнул халат.

— Подсохло уже. Да все равно повязка не удержится, когда я перекинусь.

— Не надо было хватать того волка за сухожилие. — Джорджия поджала губы. — Он слишком быстрый.

— Я почти достал его.

— Тебя почти убили, — не сдавалась она, хотя голос заметно смягчился. Руку с плеча парня она не убрала, да и Билли смотрел на нее скорее выжидающе, чем сердито. Джорджия молчала. Так они стояли и просто смотрели друг другу в глаза.

Скажите на милость! Маленькие влюбленные оборотни…

Я тихонечко поковылял в дом.

Никогда особо я в Бога не верил. Впрочем, я верил в существование некоей силы вообще, Бога там или еще кого, способного это звание принять, потому что, если есть демоны, где-то непременно должны быть и ангелы. Логично? А раз есть дьявол, значит, есть и Бог. Где-то. Правда, пересекаться с ним мне не доводилось.

И тем не менее я взглянул на потолок. Взглянул без слов, на ум ничего не шло. Если Бог слышит, надеюсь, он получил немое послание. Я страстно желал одного — чтобы дети остались живы.

Глава 27

Аромат духов привел меня в скромно обставленную спальню на первом этаже. Сьюзен сняла жакет и щеголяла в белой тенниске с броской надписью «Хочешь похудеть — съешь меня». Из моего гардероба, между прочим. Услышав шарканье, она высоко задрала голову, словно желая удержать капающие слезы.

Наши взгляды встретились и тут же разошлись. Давненько мы не задерживали их друг на друге. Больше года. Тогда она грохнулась в обморок от увиденного во мне. Понятия не имею, что Сьюзен узрела, — я в зеркала подолгу не смотрюсь.

А в ней я увидел страстность, какую не часто встретишь в людях. Стремление действовать. Именно внутренняя непоседливость толкает ее вперед, побуждает раскапывать для полупридурочной газетенки истории о сверхъестественном. На «Волхв» свалился настоящий дар небес. Сьюзен по доброй воле перетряхивает дерьмище, от которого другие только нос воротят, и выуживает подробности, далеко не всегда объяснимые. Ее публикации заставляют призадуматься. Сьюзен решительно вытаскивает истину на всеобщее обозрение. Я знаю, для нее это дело чести. Правда, не пойму почему.

Я закрыл дверь и поковылял к ней.

— Тебя убьют. Не ходи, — прошептала она, кладя руки мне на грудь и прижимаясь щекой.

— Я должен. Дентон теперь не отстанет. Надо покончить с этим, пока все окончательно не вышло из-под контроля. Пока не погибло еще больше людей. Если я не пойду сейчас, Дентон разделается с Марконе, с Макфинном, свалит на Макфинна убийства, останется чистеньким и тогда займется мной. Возможно, что и тебе достанется.

— Мы уедем куда-нибудь, — еле слышно ответила она. — Спрячемся.

Я зажмурился. Мы… Она сказала — «мы», чего никогда не делала прежде. Сам-то я за долгие годы вообще отвык от подобных мыслей.

Нужно отозваться. Она понимает, я не мог не заметить многозначное «мы». Притихла. Ждет.

Я заговорил о другом:

— Мне плохо удаются игры в прятки. Как и тебе.

Сьюзен судорожно вздохнула, почти всхлипнула. Уверен, на рубашке проступили пятна от слез, но я не смотрел вниз.

— Ты прав. — Голос ее прервался. — Все так. Просто мне страшно, Гарри. Я понимаю, мы не были слишком близки. Дружили, спали вместе, но…

— Работа подгадила? — сказал я.

Она кивнула:

— Точно. — Сьюзен посмотрела на меня. Темные глаза полны слез. На лице мокрые дорожки. — Я не хочу терять тебя. Что останется? Работа?… Не хочу.

Я старательно подыскивал умные слова, чтобы успокоить ее, приободрить, помочь справиться с отчаянием. Мне хотелось открыть и свои чувства тоже, однако я совершенно запутался.

Мгновением позже я понял, что целую Сьюзен, нещадно тираня ее нежную кожу жесткой щетиной. Она чуть напряглась и почти сразу оттаяла, отозвалась с очаровательной, чисто женской готовностью. Холодная сдержанность мягко покидала ее тело, уступая место чувственности. Податливая от разгорающегося желания, девушка все ближе прижималась ко мне. Поцелуй замедлился, стал более тягучим и жарким одновременно. Кончиками пальцев я легонько гладил ее лицо. Ее острые коготки сминали мою рубашку. Наши губы жадно искали друг друга, тепло тел сливалось, и сердца будто соперничали между собой в скорости.