Наталья Лебедева - Крысиная башня Страница 62

Валентина Степановна смотрела на чиновника в полном оцепенении. Ее брат вцепился в перила с такой силой, что казалось, напитанное влагой дерево вот-вот разлетится в щепки. Невеста висела у него на локте. Анны не было видно в кадре, это значило, что она растеряна и не знает, что делать.

— Я бы вызвал скорую, если бы надежда была, но он сразу умер. Я когда увидел тело, на меня помрачение нашло. Я же никогда, никогда в своей жизни никого не убивал — я честный человек, Валентина Степановна, это все знают. Все знают, даже на выборах за меня голосовали. Я ведь без накруток победил, честное слово. И так мне стало страшно, что я не виноват, а меня будут судить, что я… Я же не хотел, чтобы кто-нибудь умирал, это случайно вышло! Мне недавно муж сестры рассказывал про тульского маньяка. Подробно, в красках — он мент, помогал маньяка ловить, только не поймал… И я… И тогда я…

— А вы понимаете, — ворвался в эфир резкий и суровый голос Анны, — что у нас существует презумпция невиновности? Человек не может считаться виноватым, пока вина его не доказана в суде, даже если он признается в совершенном преступлении. Тем более, нет никаких доказательств.

— Есть доказательства, — чиновник резво вскочил на ноги, родные его жертвы ошеломленно молчали. Настя понимала, что они находятся в шоковом состоянии. Она сама была близка к шоку.

— Вы посмотрите на мою машину, — сказал чиновник, — у меня там вмятина на капоте, от удара. Я в автосервис не повез, испугался вопросов. Своим сказал, что ветер ветку дерева обломил — и на капот. Мол, вышел с совещания, а тут такой сюрприз.

Он говорил быстро и радостно, казалось, что на душе у него после сделанного признания становится легко, а может быть, это начиналась истерика.

— Еще багажник, — вдруг вспомнил он, — Нужно машину на экспертизу отдать. Я, конечно, все вымыл, но там же могли остаться следы крови? Чисто теоретически? Могли же, да?

Он заглядывал людям в глаза с видом любопытного ребенка. «Да это же сумасшедший», — подумала Настя. Ей стало жутко.

— Есть у вас телефон? — спросила Анна. На ее вопрос никто не отреагировал. — Есть у вас телефон?! — повторила она громче.

Брат Валентины Степановны вздрогнул:

— А?

— Давай телефон!!! — закричала Анна.

— Зачем? — Брат не моргая смотрел на нее.

— Вызвать полицию и скорую.

Брат достал из сумочки на поясе старый обшарпанный мобильник. Валентина Степановна начала плакать. Соколов обнял ее, погладил по голове и поцеловал в неопрятно постриженную макушку. Чиновник стоял у крыльца, радостно улыбаясь. Невеста набросилась на него с кулаками и стала бить, но ее руки были слишком слабы, а он совсем не сопротивлялся. Глаза его с каждой секундой все больше и больше теряли осмысленное выражение. Было слышно, как Анна четко проговаривает адрес дежурному офицеру. Операторы больше не метались. Ситуация стала определенной, они теперь точно знали, что им снимать.

Автобус довез участников шоу до центра города. Всю дорогу они слушали, как Эльма, не скрывая бешенства, ругается по телефону с Настей: ей не пришлось сниматься вообще, потому что все уже было сказано. Константин выспрашивал, что произошло, и Соколов вполголоса рассказывал ему о случившемся. От этого Эльма бесилась еще больше.

Когда автобус застрял в очередной московской пробке, Соколов подсел к Мельнику.

— Вы меня впечатлили, молодой человек, — тихо произнес он, и, чтобы расслышать его вкрадчивые слова, Мельнику пришлось вынуть наушник из уха. — Не откажетесь отобедать со мной?

— Хорошо, конечно, я не против, — ответил он и, почувствовав неладное, проверил Сашино сердце. Оно билось с трудом, но уверенно и ровно. Его время было отмотано назад и заморожено. Мельник решил отыграть еще немного сегодня вечером, когда вернется домой.

Они вышли из автобуса и прошли пешком около квартала. Ресторан, куда Соколов привел Мельника, оказался не из дешевых. В полутьме мерцало темное дерево, стулья были обиты бархатом благородного винного цвета. Гардины в тон обивке поглощали остатки света и делали звуки невнятными. Мельнику было неуютно, он как будто оглох и ослеп в этих похожих на комфортные норы залах. Они устроились за маленьким столом в отдельном кабинете, и, когда официант принес им меню, Соколов предложил:

— Не обращайте внимания на цены, Вячеслав. Выбирайте.

Мельник заказал себе только чай. Соколов выбирал Долго, потом попросил принести ему суп-харчо, жареную свинину, овощи, десерт и кофе. Пока несли заказ, Мельник и Соколов перебрасывались редкими фразами о погоде и настроении, словно только обед давал им право говорить о том, что действительно важно. Официант, молодой человек с узким лицом и странно зачесанными волосами, принес первое, Соколов начал есть. Он делал это очень аппетитно, так что и Мельнику захотелось заесть суп теплым мягким хлебом с хрустящей корочкой. Он подумал, что Соколов похож на его отца: привлекательный, благородный, утонченный, красиво седеющий человек.

— Я весьма впечатлен тем, что вы сделали на съемках, — сказал Соколов. — Так точно увидеть, что произошло… Это надо уметь. В то время как редакторы настаивали на версии с тульским маньяком.

— Ну, со мной редакторы не работают… — ответил Мельник. — А потом, вы рассказали гораздо больше моего.

— Ну я… Я… — Соколов элегантно вытер губы салфеткой и небрежно махнул ухоженной рукой, показывая, что с ним все уже давно ясно. — А что, если не секрет, привело вас в наше замечательное шоу?

Теперь, после испытания со сбитым парнем, Мельник с тревогой думал о том, что Соколов опасен. Он не только был настоящим медиумом, что доказывало последнее испытание, в котором Соколов отказался от редакторского текста, но и умело скрывал это от других — раньше Мельник думал, что это невозможно.

— А вас что привело в это шоу? — спросил он, чтобы выиграть время.

Соколов колебался всего долю секунды, но Мельник успел уловить это невольное сомнение, и оно лишило Соколова какой-то части его шарма.

— Меня? — переспросил он. — Ну, поскольку я действительно медиум, мне интересно показать все, что я умею.

— Мне тоже, — ответил Мельник.

— Нет, — Соколов покачал головой, — тщеславие — не ваш стимул. Вам важно что-то другое.

— Что?

— Я до конца не уверен. Но, может быть, ее зовут Саша?

— Я не хочу о ней говорить, — Мельник вздрогнул. Соколов тревожил его. Мало того что он оказался настоящим медиумом и умело скрывал это, он еще интересовался жизнью Мельника, он знал о Саше. Мельнику не нравилась интонация, с которой он произносил ее имя.