Юрий Ищенко - Одинокий колдун Страница 63

А затем она снова натянула длинный красный свитер, ушла прочь из квартиры, оставив дверь в нее широко распахнутой. Стояла глубокая, черная ночь. Серые тени редких облаков испуганными крысами шныряли по краям огромного черного пространства над городом. На реке стояли корабли с электрическими огоньками в каютах и на палубах. Мигали на небе редкие мелкие звезды. Шумела вода. Девушка жадно смотрела и слушала, будто впервые открывая для себя красоту города, ночи, пробуждающейся весенней жизни. Она захотела везде побывать, все увидеть и узнать. Она побежала прочь.

Прошло больше месяца, наступило лето. Ему все еще не удавалось встретить ее.

А в ту ночь, когда погиб младший брат Димка, Егор был заранее предупрежден о том, что случится в его квартире. Он не успел буквально на несколько минут, потому что когда прибежал, тело Димки было еще горячее, а на зеркале в ванной не растаяли парные разводы после чьего-то умывания горячей водой... И хотя прошло больше месяца, хотя священник точно сказал ему (найдя этот случай — кровосмешения между колдуном и ведьмой — в своих книгах, которые хранил после разгрома храма в подвале, там же, где жил), кем стала и как будет убивать средняя сестра, — Егор так до конца и не поверил, что во всем виновата Малгожата.

Он в любом несчастии давно уже винил себя, и длинные вереницы погибших, их неспокойные и обиженные тени — Фелиции, Гаврилы Степановича, тех неизвестных ему людей, что сгорели в клубе, и вот новая, свежая и белая тень брата, — все они следовали за ним, являясь в снах и наяву. Егор не искал себе оправдания, не обращался за сочувствием к священнику, он думал и думал, вспоминал и мысленно беседовал с ними, пытаясь что-то объяснить, доказать, оправдаться; и сам же опровергал собственные доводы и доказательства.

Старость, лютая спутница несчастий и горя, понемногу смыкала на нем огромные шершавые ладони. Егор начал лысеть, а на висках волосы стали сивыми. Он теперь сильно сутулил плечи, ходил шаркающей походкой, слегка наклоняясь вперед и опустив голову; и в его теле словно скопилась непреходящая усталость от груза содеянного и ответственности; и он никогда не забывал о ноше, всегда чувствовал, как она давит и пригвождает его к земле.

Священник в тот вечер, на счастье оказавшись трезвым, прибежал вслед за Егором в его квартиру, размахивая осиновым колом и тупым серебряным ножом, позаимствованным из церковной утвари. Брызжа слюной, почернев от гнева, он долго топал ногами и кричал над сидевшим у тела Димки Егором. Что он предупреждал, что колдун не имеет права ни с кем связываться, тем более, что близкие люди намного беззащитнее, чем он сам. А потом старик выгнал Егора на кухню, сказав, что колдуну и нехристи вредно присутствовать, а сам облачился в рясу и отслужил над мальчиком с удивленным лицом, сломанной куклой лежавшим поперек кровати, отходную и заупокойную службы.

Они вдвоем похоронили Гаврилу Степановича и Димку, в одной могиле на окраинном безымянном кладбище в районе Купчино. Егор хотел положить их к матери, или хотя бы на острове, но старик предостерег, сказал, что там им лежать будет неспокойно, и если Егор не хочет поругания или новых кошмарных встреч с покойными родственниками, то пусть послушает его, умудренного старика.

Теперь Егор снова работал дворником, так и не успев уволиться в апреле, а недельное отсутствие ему директриса с готовностью простила, сказала, что все мы люди, и у каждого бывают личные горести (она думала, что аккуратный дворник является тихим алкашом, так как теперь Егор приходил почерневшим и слабым, будто бы с сильнейшего перепоя). Его любили и ценили на работе. А летом и самой работы почти не было, — в мае провели ремонт и покраску помещений, разбили две цветочные клумбы, застеклили теплицу, — кажется, и все.

Вот на служебной квартире он пока жить не мог, каждый вечер шел к попу в подвал церкви. Поп пил гораздо меньше, почти исключительно по субботним вечерам, так что они особо не ругались и не спорили. Все свободное время Егор бродил по Ленинграду. Стал покупать газеты и слушать радио. А в школе, по случаю, старался слушать городские новости, — он понимал, что рано или поздно Малгожата даст знать о себе. Так оно и случилось. Неутомимый и вездесущий Александр Невзоров, ведущий уголовной хроники на местном телевидении, в своей передаче «600 секунд» первым сообщил, что в городе появился вампир... Егору рассказали об этой байке учительницы в школе.

Ей тоже пришлось несладко в первые дни и недели. Надо было привыкать и приспосабливаться к новой жизни, новым способностям и прихотям своего организма, — и как-то обустраивать свою жизнь.

Нет, днем она не «сгорала» от солнца, как в голливудских фильмах про вампиров, но делалась сонной и вялой, как выброшенная на берег рыба. Ей становилось очень душно, жарко, слепило глаза, — которые теперь все время оставались ярко желтыми; в первое же утро она нагло отобрала зеркальные очки у какой-то немолодой туристки возле Казанского собора. Ей нужно было где-то отсыпаться и скрываться в тени и прохладе помещений, пока сияло солнце. Первые двое-трое суток убежищем служили чердаки и подвалы, или просто пустые дома, предназначенные на слом. Она узнала, что и эти дома имеют свою жизнь и своих обитателей — бомжей, стайки шпаны, шайки бродяг и трусливых грабителей, способных лишь на то, чтобы отнять сумку у старухи или затащить юную девицу в подвал, изнасиловать скопом, а затем неумело душить или бить булыжником по голове. Она была теперь сильной и беспощадной, — когда ее пытались схватить и попользовать, умела давать отпор (во вторую ночь сперва избила до полусмерти трех бомжей в выселенном особняке на Лиговском проспекте, а затем выпила кровь у одного из них, — и зареклась пользоваться таким дерьмом; это была не кровь, а отрава, вонючая смесь из денатурата, химических реактивов и гнилой крови...). Это было слишком хлопотно, жить их жизнью, жизнью бродяг и воров. И она вспомнила уроки старшей сестры, которая всегда в поездках умела сливаться с компаниями гопников, рокеров, панков, а особенно — с хиппи. Она понимала, что именно там, у «Сайгона», есть риск быть выслеженной Егором, но пришлось рискнуть.

Там же, возле Лиговского, ночью она заманила двух парнишек, пребывавших в некотором подпитии, в глухой и пустой переулок. Одного оглушила кирпичом и оттащила под прикрытие строительного мусора. Со второго сняла новенькие джинсы, кроссовки и майку «Адидас». Затем, чувствуя, что и сама должна что-то ему дать — совокупилась с ним, безо всякого удовольствия, действуя механически и быстро. А едва он кончил и забился в сладких конвульсиях, присосалась к его горлу.