Марина Андреева - Ведьмина книга Страница 64

Маша, как ошалелая, продолжала копать. Она не знала, что будет делать дальше, но и оставлять друга здесь, вот так — на поверхности, куда не составит труда добраться лесному зверью — не могла. А в том, что это именно Витя, сомнений уже не было. Все чувства обострились, она понимала, что тот, кто это сделал, может оказаться поблизости, и тогда придёт её черёд, и так чудо, что она осталась в живых до сих пор. Когда эксгумация была почти завершена, и лицо убитого (а судя по разорванному горлу, усомниться в этом было невозможно) показалось наружу, девушку вырвало. Ещё каких-то пару часов назад она вспоминала о том, как эти губы ласкали её тело, с какой нежностью на неё смотрели эти припорошённые землей, обращённые к небу глаза.

Осматривать труп или обыскивать ей и в голову не пришло. Реальность превратилось в воплощение самых страшных кошмаров. Он был, по сути, её единственным другом, тем, кто терпел все её странности, прощал всё, в отличие от других, а с каких-то пор стал ещё и возлюбленным. «Его больше нет», — эта мысль раненой птицей билась в сознании. Сквозь застилавшую глаза пелену слёз девушка разглядела поблизости какой-то сук и, используя его вместо чего-то среднего между ломиком и лопаткой, с остервенением стала вгрызаться в податливую песчаную почву. Позже работа осложнилась довольно плотным глинистым слоем, потом всё чаще под руки стали попадаться крупные булыжники, но девушка не останавливалась, пока на лес не начала опускаться тьма. К тому моменту она уже могла стоять, укрывшись по пояс от любопытных глаз, если бы такие нашлись, в рукотворной, в прямом смысле этого слова, могиле. Аккуратно, словно друг был не мёртв, словно любое неловкое движение смогло бы причинить ему боль, она опустила тело на дно. Не по себе было бросить первую пригоршню земли. В этот момент она окончательно осознала, что больше никогда его не увидит. К тому моменту, как на месте недавней ямы вырос внушительный холмик, луна уже вовсю царствовала в высоте, заливая окружающий мир холодным мертвенным светом.

Едва разбирая дорогу, Маша выбралась на поляну. Оставленный на долгое время костёр давно прогорел, спасли лишь крупные угли от оставленных на последок толстых ветвей. После пережитого и активной физической работы, холода девушка не испытывала, да и боль физическая отступила на второй план, уступив место душевной. Однако она понимала, что если не развести огонь, она к утру может замёрзнуть, если и не насмерть, то заболеет точно, а лечиться здесь, в глуши, негде.

Она, словно во сне, навалила на пепелище сушняка, разворошила угли, раздула огонь. Ей было в этот момент всё равно, заметят ли её убийцы Виктора. Жизнь потеряла смысл. Что у неё осталось? Из родных никого, не считая Свету, которую она и знала-то постольку поскольку. Всё. Никого. Фирма отца? Случись что-то с ней — Машей, и на их долю тут же найдутся неведомые доселе правопреемники. Квартиры? Если Света догадается… хотя нет… в любом случае, доказать их родство почти невозможно. Остаток ночи Маша провела в упаднических мыслях, хороня себя заживо и прощаясь со светлыми воспоминаниями из своей странной, донельзя недолгой жизни. Казалось, впереди больше нет ничего. Ради чего жить? Ради кого?

Утро подкралось почти нежданно, казалось, ещё недавно она бросала последнюю пригоршню земли на Витину могилу, раздувала костёр, а вот уже и птицы загомонили и туман поднялся. Бросив безразличный взгляд на собранные вчера грибы, девушка отрешённо констатировала факт: есть совсем не хочется. Подкинув на всякий случай ещё дров, она побрела к могиле друга и возле холмика обнаружила то, что накануне не могла заметить из-за сгустившейся тьмы и слабо пробивавшегося сквозь кроны деревьев света луны: скомканный, немного заляпанный кровью клочок бумаги. Руки сами потянулись к находке, откуда-то пришла уверенность: это адресовано ей, это письмо с того света…

Первые же слова повергли девушку в шок. Хотя, казалось бы, куда больше?

«Маш, уже неделю ты сама не своя, точнее, я уже уверен, что это не ты. Ты не можешь быть такой по определению, я достаточно давно тебя знаю. Что-то мне подсказывает, что если ты не появишься со дня на день, то за свою жизнь я и гроша ломаного не дам. Не потому, что не ценю, а потому что знаю, что лишусь. В какой-то момент моя жизнь странным образом изменилась, мне даже вспоминались твои рассказы об излишне реалистичных снах. Вот и я в какой-то момент перестал понимать, где сон, а где явь. А тем временем ты была со мной. Я долго не понимал, что это не ты. Но после той поездки, когда умерла та пожилая женщина, что отдарила тебе каким-то чудом дом, я начал многое вспоминать и понимать. Мне было противно, жутко. Я столько сотворил, что даже рука не поднимается об этом писать. Да и не надо тебе этого знать. Теперь я понимаю: это всё она. Это не я вытворял те жуткие вещи, но от понимания того, что ты всего лишь инструмент, не становится легче. Как вспоминаю то, что творил по её воле в Патошино, застрелиться хочется. И ты должна знать — с теми, кто заказывал книги, она тоже разобралась моими руками. Как она узнавала, не знаю. Я, даже когда начал кое-что осознавать, ничего не мог изменить. Тело действовало против моей воли. Сейчас она спит. А я смотрю, и хочется убить эту тварь. Но теперь это невозможно, момент упущен. Это надо было делать там, в Патошино. Теперь она в твоём теле. Убив её, я убью тебя, а ты этого не заслужила. Я не смогу жить с этим. Надеюсь, ты вернёшься, и эта записка не пригодится, я верю, что ты что-нибудь придумаешь. Но если меня уже не будет, то я молюсь, чтобы этот клочок бумаги попал в твои руки. Спасай своё тело, иначе эта тварь доберётся и до твоей души. Она со временем становится сильнее, хотя в какой-то момент, тогда, после аварии, я начал верить в то, что ты победила, вот только, дурак, сказать тебе не додумался. Надеялся, что всё обойдётся. Не хотел пугать, ты и так постоянно выглядела растерянной. Не знаю, что тебе посоветовать. Выбирайся к людям, но будь осторожна. Она говорила, что на неё охотятся, и боялась. Уж не знаю кого, но если даже эта тварь испугалась, то тебе действительно грозит опасность. Она тащит нас в какую-то глушь, где на десятки километров ни одной живой души. Кажется, просыпается. Потом допи…»

Больше ни слова не было. Но сказанного в посмертном послании было более чем достаточно. Многое встало на свои места. Видимо, Витины мольбы возымели действие, и его записка попала-таки в Машины руки, но девушка сейчас жалела об этом. Лучше бы он так же истово молился о том, чтобы дожить до этого момента и сказать всё лично.

Она не стала возвращаться к костру. Надо уходить. Она не знала, куда, и подсказать было некому. К тому моменту, как солнце оказалось в зените, запыхавшаяся от быстрой ходьбы девушка услышала доносящийся откуда-то звук ручья. Истосковавшееся по воде тело (ягоды всё же не питьё) само понесло ноги в нужном направлении, и вскоре девушка с наслаждением припала к ледяному живительному роднику, обнаружившемуся на берегу полноводного ручейка. Всплыли в памяти чьи-то слова из далёкого детства: если потеряешься в лесу, ищи ручей или реку, она приведёт тебя либо к населенному пункту, либо к большому водоёму, где наверняка тоже найдётся хотя бы небольшой хуторок. А там уж люди подскажут, куда идти. Так Маша и побрела, пытаясь ни о чём не думать, потому что от тех мыслей, что роились в голове, хотелось тут же покончить жизнь самоубийством. Вот только останавливала девушку не любовь к жизни, а понимание того, что надо уничтожить Варвару. Если понадобится, она была готова сделать это ценой своей искорёженной жизни, главное, не допустить ошибки. Кто знает, на что способна ведьма? Если она с такой легкостью захватила Машино тело, то что помешает ведьме найти иную жертву?