Дион Форчун - Жрица моря Страница 64

Узрит несказанные вещи,

И найдет тенистый путь, ведущий ко мне —

Диане Путей и Гекате,

Селене-Луне, Персефоне.

Мне казалось, что сама смерть взывает ко мне из неведомых глубин; жизнь медленно уходила из моего тела, так что я чувствовал себя, как человек, истекающий кровью. Мне казалось, что я уже умер — так это было похоже на смерть. Но сквозь сгущавшийся мрак до меня доносился голос Лунного Жреца:

— Вот Персефона, дочь Великой Праматери, Царица Гадеса, Властительница царств сна и смерти. Люди преклоняются перед нею также в обличье Царицы Мрака — но она Едина. Она же и Афродита — отсюда возникает великая тайна, ибо сказано, что никому не должно понимать одно без другого.

После смерти люди приходят к ней, пересекая реку теней, ибо она содержит их души, пока не наступит рассвет. Но есть также и смерть при жизни, ведущая к новому рождению. Почто, о человек, боишься ты Царицы Мрака? Она — Та, кто возрождает все. От сна человек встает свежим; от смерти человек рождается заново; от объятий Персефоны человек обретает силу.

Ибо душа попавшего к Персефоне перерождается, и человек вновь погружается в лоно времени, и становится подобен нерожденному, и входит он в царство, где правит Она, и становится он своим зеркальным отображением, ожидая прихода к жизни.

И приходит к нему Царица Гадеса, подобно новобрачной, и оплодотворяет его к жизни, и продолжает радоваться душа, ибо прикосновение Владычицы Царства сна придает особую силу.

Я знал: пришло время, которое я предвидел заранее, когда моя жизнь должна была пролиться на алтарь, дабы Богиня обрела свою силу; но я всегда считал это жертвоприношение кровавым, зверским и ужасным ритуалом, хотя самым страшным было медленное истечение из моего тела, погружение в небытие — это был конец. Я чувствовал, как, подобно морю снаружи, обнимающему скалы, меня охватывал вечный сон, вновь забирая принадлежавшее ему, когда-то на часок одолженное воздуху. Я возвращался в то небытие, откуда пришел, и жизнь заканчивалась так, как и началась — сном.

Я вспомнил слова одного мудреца: «Одно из двух: либо порвется серебряная нить, либо разобьется золотая чаша». Я почувствовал, как золотая чаша моей души воспарила и пролилась на куб лунного алтаря; однако, очевидно, серебряная нить была еще цела, ибо я все еще жил, хотя и подошел к небытию так близко, как не подходил еще никто из смертных.

Благодаря особому внутреннему видению я наблюдал, как звезды мчались в небесных просторах, как за ними вслед на волнах прилива мчались земные души, подобно тому, как приливы земных морей послушны велениям Луны. И вновь через внутреннее видение до меня донесся голос Лунного Жреца.

— Имя нашей Повелительницы также Луна — некоторые называют ее Селеной, а еще Месяцем; мудрые зовут ее Леваной, ибо в имени этом сочтешь число ее имени. Она правит силой приливов и отливов. Ей послушны воды Великого Моря, как и воды других земных морей, и правит она природой женщины.

— Так же и в душах мужчин происходят приливы и отливы великих волн жизни, но лишь мудрые знают о том; и этими волнами правит Великая Богиня, осеняемая ликом Луны. Вечерней звездою встает она из морских глубин, и магнетической силою поднимаются воды земные. Подобно Персефоне, погружается она в пучину западного океана, и опускаются воды обратно во внутренние слои земли, и замирают недвижно, наполнив собою великое озеро тьмы, в котором отражаются Луна и звезды. Тот, кому удается пребывать в покое, подобно темному подземному озеру Персефоны, видит, как движутся волны Невидимого, и знает все. Вот причина того, что Луна осеняет даром видения всего сущего.

Голос умолк окончательно, и я подумал, что теперь я точно умер. Затем я увидел, как в кромешной тьме волною движется свет, и подумал, что даже смерть чем-то напоминает жизнь. Мне показалось, что я очутился над темным подземным озером, у которого Персефона (она же — Морган Ле Фэй) восседала на троне, ожидая моего прибытия. Я вспомнил, что во время видения морской пещеры от меня потребовали клятвы, что я приму смерть без сопротивления, ибо жертвоприношение требует безоговорочной покорности — и я пожелал пересечь темные воды, дабы соединиться с ней.

Я обнаружил, что стою на борту странного корабля, нос которого был высоко поднят; корабль назывался «Миллионы лет» — как во времена путешествий Озириса — а сам я в тот момент был Озирисом. Рядом стояли путешествовавшие со мной боги, которые тоже были лишь проявлениями меня. Гор — утренний ястреб — был впередсмотрящим; Тум, бог вечерней зари, молчаливо сидел на корме; а у моих ног сидел Кефра Беетль — символ полуночного солнца — он держал в когтях эмблему времени, то есть прошлого. Мы плыли по темным водам подземного озера, приближаясь к Царице Мертвых, моей волшебной возлюбленной. Сияние вокруг все усиливалось по мере того, как мы приближались к ней; наконец свет стал настолько ярким, что сравнялся с освещенностью комнаты форта, — и я увидел Морган, сидевшую в дальнем конце комнаты.

Я смотрел на нее не переставая и обнаружил, что серебристый цвет ее одежд постепенно стал золотым, а затем ее окутала аура, сверкавшая всеми цветами радуги. Ее закрытые невидящие глаза открывались навстречу удивительному оживлению жизни, и сама она сияла жизнью, подобно рассвету во всей его силе. Наконец волна, прошедшая от меня к ней, вернулась обратно, и я почувствовал, что ко мне возвращается жизнь. Теперь эта жизнь отличалась от прежней, ибо слилась с жизнью Богини.

Она вновь запела, и я почувствовал, что в ней пела Изида, откинувшая свое покрывало, очень динамичная и живая:

Я — звезда, восходящая над закатным морем.

Я приношу людям сны, управляющие их судьбой.

Я приношу в души людей приливы и отливы снов,

Приливы и отливы, снова и снова…

Они моя тайна, они принадлежат мне.

Я — вечная Женщина, я — Она!

Приливы и отливы людских душ принадлежат мне.

Приливы и отливы, снова и снова…

Безмолвные внутренние приливы и отливы, управляющие людьми.

Они — моя тайна, они принадлежат мне.

Из моих рук человек получает свою судьбу.

Мое прикосновение пробуждает противоположные качества.

Они — мои приливы и отливы, они принадлежат мне —

Гере в небесах, на Земле — Персефоне;

Левине приливов и отливов и Гекате,

Диане Луны, Звезде Моря — Изиде Разоблаченной и Гее, Винах, Рее!

Пока она пела, ее руки своими взмахами ласкали мою душу, как бы выманивая ее прочь из тела.

Затем Морган двинулась в направлении окна — медленно, так что ни одна складка ее одежды не пошевельнулась. Я не последовал за ней, так как чувствовал себя совершенно не способным двигаться. Она вышла во внутренний дворик; луна была уже высоко, и весь форт был залит ее серебристым светом. Некоторое время она неподвижно стояла среди разбитых штормом фигур, которые изображали морских тварей; стоило лишь крошечному облачку немного заслонить луну и казалось, что звери мгновенно оживали и начинали двигаться. Затем она двинулась к ступеням, которые вели к утесу. Балюстраду совершенно снесло штормом, так что ничто не отделяло ее от моря. Падавший на нее лунный свет заставлял сиять ее одежды, но она все равно оставалась почти невидимой на фоне яростно сверкавшего моря. Она дошла до самого края утеса — туда, где плоский, как стол, кусок скалы едва-едва виднелся из-под волн начинавшегося прилива.