Александр Анохин - Без Нас Страница 65

Этим людям, ради которых ты стараешься быть другим, все равно в какой жизненной ситуации ты оказался, это может беспокоить только твоих родных или же друзей. И они смогут тебя принять таким какой ты есть. Так почему я должен кривляться перед теми людьми, с которыми я через несколько лет больше не увижусь, а ещё через год и вовсе их забуду? Я расставил свои жизненные приоритеты, таким образом, чтобы они устраивали меня и чтобы, просыпаясь, каждое утро я чувствовал, что все сделано правильно. Мои убеждения не должны никого волновать кроме меня самого. Я о них не рассказываю каждому встречному — ведь он потребует объяснений. А этим я заниматься не намерен. Либо ты принимаешь мою позицию, либо мы с тобой не поладим. Всё просто. Я никому не должен ничего объяснять, только потому, что этого от меня требуют. Человек часто приходит в бешенство, когда узнает, что у кого-то может быть свое мнение о религии или о политике. Эти две составляющие являются личным выбором человека — и не надо с ними к каждому лезть. Человек сам вправе решать, верить ему в Бога или нет. Или даже в какого. Не надо лезть со своим Богом к другим. Бог живет в каждом из нас и у каждого он свой. Также и с политикой, человек как личность сам решает, какие у него могут быть предпочтения в политической сфере.

— Ты издеваешься? — сказала Катя, как только нагнала нас. — Тебе сказали всего одну мысль, а тебя опять понесло….

Честер нахмурился:

— Знаешь, мне есть что сказать. — он поскрипел зубами. — Но при этом, я ничего нового или лишнего не сказал. Все это и так знают, только не хотят в признаться. Даже самим себе.

Катя убрала волосы за ухо и прошипела:

— Думаешь всем интересно слушать твое нытье?

Честер усмехнулся:

— Но недовольна только ты. Право на нытье и вечное недовольство я никогда не смогу у тебя отобрать!

— Иди ты к черту!

Катя ускорила шаг и поравнялась с Игнатом.

— Что у вас произошло? — обратился я к Честеру. — Ты её при жизни знал?

— Слава Богу, нет! — улыбнулся Честер. — Такого знакомства и врагу не пожелаешь, хотя… смотря какому?

Честер прикрыл глаза и несколько сбавил шаг. Чтобы он не представлял, это вызывало у него улыбку.

— Так что? — напомнил о себе я.

Честер открыл глаза и пристально на меня посмотрел:

— Тебе не все равно ли?

— Было бы все равно, я бы даже не спросил. — теперь нахмурился я. — Поэтому я и спрашиваю.

Честер остановился.

— Костя. — хрипло начал он. — Я ценю, что тебе не все равно. Но знаешь, какое негласное правило я понял? Не беспокойся о тех, кому это не нужно.

Я кивнул и продолжил идти.

Мы вдвоем ускорили шаг. Наша небольшая остановка позволила Алисе догнать нас. Мы заняли прежнее место в «цепи». Мы шли уже несколько часов — ноги с непривычки начинали болеть. Это небольшая жертва, решил я, результат окупит все жертвы. Хотя, стертые в кровь ноги жертвой не назовёшь.

Ходьба займет у нас большую часть времени, если мы по пути не встретим попутку, что маловероятно. До следующей точки нашего маршрута идти ещё сутки. Никогда не думал, что мне придется столько идти. И столько же молчать. Хоть в нашей группе и было много знакомых, но это никак не способствовало началу беседы.

Я решил для себя, что не буду заводить бессмысленные разговоры, только если по делу. Но как занять себя на это время? Заниматься анализом полученной мной информации не имеет смысла. Что-то новое я не узнаю, а мусолить один и тот же кусок глупо.

«Лиманск» благополучно скрылся из нашего вида ещё час назад, но я время от времени бросал взгляд через плечо, надеясь его увидеть. Без понятия, зачем я это делал. Я прекрасно понимал, что назад я не вернусь. И решил я так не от того, что был абсолютно уверен в нахождении Рустама. У меня было что-то вроде предчувствия. И это чувство подавало четкие сигналы — ты не вернешься. А может быть, когда я найду Рустами, и причин не будет чтобы возвращаться. Стало быть, у меня прощальная тоска по последними отголоскамчеловечности, которые могут встретиться в «Ирие».

— Честер? — мне окончательно надоело молчать. — Как ты погиб?

— Что? — не понял он.

Я ускорил шаг и поравнялся с ним.

— Ты говорил что воевал под Славянском.

— Ага. — улыбнулся Игнат. — За ДНР мы были.

Я даже и не сомневался, что они были за ополченцев. Я старался следить за событиями, происходящими на Украине. Но после своей скоропостижной кончины я мог следить за новостями только через Рустама. Но он совершенно не интересовался происходящим в мире. Его не особо интересовало и происходящее вокруг него. Так что новости с Украины я получал лишь обрывками и от окружающих людей Рустама. То есть, самый мизер.

И когда Рустам застрелился, я долгое время находился в замкнутом пространстве. Я слышал голоса тысяч человек. Каждый старался перекричать другого и рассказать о своей боли, которая накопилась в нём за жизнь. Я не мог спрятаться от них, я слышал каждый голос. Я пытался сбежать, проломить себе голову об стену, но ничего не помогало. Я был заперт и единственное, что мне оставалось — это выслушать каждого.

Смысла во всём этом не было. Во всяком случае, я его не нашел.

И как только последний голос стих, я смог пробиться к Рустаму.

За то время, что я их слушал, я слышал множество историй о событиях на Украине. Голоса рассказывали, с каким ужасом им пришлось столкнуться, прежде чем они погибли. Я думал, что сойду с ума. Никогда не сталкивался с такой порцией ненависти, боли, сожаления и отчаяния. Нельзя вываливать на человека такой поток эмоций. Особенно, если человеку не все равно. И особенно, если он живой. И лишь только потому, что я уже давно был мертв, я смог это пережить.

— Ага. — подтвердил Честер.

В отличии от Игната, он не улыбался.

— Паршивое время было. — добавил он.

— Может и паршивое. — согласился Игнат. — Но мы всё сделали правильно.

Честер немного повеселел:

— Мы сделали всё, что могли. Чертов июль.

— Честер, а ты помнишь? — воскликнул Игнат. — Помнишь, в районе аэропорта, когда хохлы побросали технику и убегали? Никогда я так не смеялся. Бежали так, что Усейн Болт бы позавидовал!

Честер с Игнатом громко рассмеялись. Могу только предположить, какие эмоции вызывает вид убегающего врага, бросающего по пути свое оружие и технику.

Наш разговор прервал протяжный стон. Вся группа замерла. Стон повторился. Кригер достал обрез, и похлопав Честера по плечу, указал направление. Вся группа проследила за направлением его руки. Честер вытянув руку с пистолетом направился на звук. Кригер шел за ним след в след. Сойдя с дороги, напарники скрылись в траве, высота которой доходила им до пояса. Они медленно продвигались вглубь. Вся группа стояла на месте, обладатели оружия нервно дергали оружием, стараясь держать в прицеле уходящих напарников. Сделав ещё несколько шагов Честер замер. Кригер заглянул к нему за плечо и опустил обрез. Честер последовал его примеру.