Елена Усачева - Откровение Страница 68

— Будешь белой дамой. Держи! — На вешалке остался только бело-голубой тюрбан, украшенный нитками белых и синих бусин. С тюрбана с Двух сторон свисало кисейное покрывало, расши- тое завитками. К нему прилагалась белая маска, раскрашенная голубыми вензелями. — Шампанское пьешь?

Лерка с сомнением изучила тюрбан, коснулась рукой свисающих бус. Сидящая у нее на плече Белла тянулась вперед, чтобы тоже исследовать костюм — крысе под ним сидеть весь вечер.

— Я буду похожа на новогоднюю елку, — проворчала Лерка.

— Не переживай, тут все такие!

Веселый перезвон колокольчиков напомнил мне о Грегоре.

— Кстати, не забудь покормить Беллу. Она у тебя какая-то бледная, — пошутила я.

Маркелова довольно заулыбалась. Неужели к нам вернулась прежняя Лерка?

Я помогла ей закрепить тюрбан, вывела из-за ширмы и чуть не вскрикнула от испуга.

В дверях стоял Пашка. Я забыла ее закрыть? О, ужас! Колосов с тревогой смотрел на нас.

— Вы тут чего? — Он переложил бумажный сверток из одной руки в другую.

Мыс Леркой прыснули. Жаль, не было фотоаппарата, Колосова стоило заснять — такой удивленной физиономии я у него давно не видела.

— У нас маскарад. А ты чего пришел? — решила я поддеть его, уж больно ошеломленным он выглядел.

— Я тебе... вот. — Пашка еще раз перекинул сверток из руки в руку и наконец протянул мне.

Колосов дорос до подарка? А он меняется! Вон и рубашка на нем интересная, и прическа свежая. Как будто из парикмахерской только что вышел.

— Спасибо. — Интересно, что может быть в плоской овальной упаковке? — Мог и так прийти.

— Тебе пригодится.

Пашка прикрыл за собой дверь, оглядел закуток, отделенный ширмой.

— Откуда? — взял он маску с длинным носом. — Сам, что ли, сделал?

— В театре взял. Напрокат. — Последнее слово меня особенно развеселило. Было в нем что-то условно-временное. Вроде бы вещь твоя, а вроде бы И нет. Как и все с Максом. О, вечно меняющийся двуликий Янус!1 Он был со мной, был моим, но оставалось в наших отношениях что-то неуловимо-скользящее. Вот такая у нас получалась игра.

— Это он придумал? — Пашка нацепил маску и теперь вертелся перед зеркалом, высоко задрав нос.

— Тебе что-то не нравится? — Веревка на свертке не распутывалась.

— Наоборот. — Пашка усмехнулся своей фирменной улыбочкой. Еще одно исцеление! Давно пора. Наконец-то вокруг меня соберутся старые Друзья. Прикольно. Очень удобно. Главное — не перепутать, кто где.

— Немного путаницы не помешает. — Бумага разорвалась, и в руках у меня появилось зеркало. Тяжелое зеркало в металлической оправе, с ручкой. На мгновение в нем отразилась бежевая маска с красными перышками, съехавшая на затылок шляпа, закушенная губа. Выглядело немного нелепо.

— Зачем? — Я быстро перевернула зеркало. Мне не понравилось мое отражение.

— Хочу, чтобы ты почаще смотрела на себя. — Пашка удобней пристроил на лице маску.

В римской мифологии двуликий бог дверей, входов, выходов, различных проходов, а также всяческих начинаний и начал во времени.

— Разве со мной что-то не так?

Шелковые ленточки со свистом затянулись у него на затылке. Колосов еще раз полюбовался своим носом.

— Ты изменилась. — Пашка перекинул плащ через плечо. — Очень сильно.

Да кто он такой, чтобы мне об этом говорить?

— Ты тоже! — выпалила я и выставила зеркало перед собой. Пускай любуется!

Пашка резко склонил голову к плечу, довольно улыбнулся.

— Мне идет. — Он слегка поддел свой нос указательным пальцем. — А тебе — нет.

Колосов прошел мимо, а я так и осталась стоять с зеркалом в руке.

— Влюбился, что ли? — Лерка сдвинула маску на лоб, отчего тюрбан сполз на затылок.

— Как видишь.

Зеркало я засунула под вешалку. Настроение испортилось, даже из-за ширмы выходить не хотелось.

— И чего это они все в тебя повлюблялись...

Что еще Маркелову могло привести в чувство?

Конечно, разговоры о любви. О чужой любви. Пока она переживала свою трагедию, ее расшевелить было невозможно, но стоило ей вынырнуть из себя и заинтересоваться кем-то еще — вот она, Лерка Маркелова, во всей своей красе.

— Осень. Обострение.

Я ощупала свои бока, надеясь отыскать карманы в своих любимых джинсах. Но под пальцами был только мягкий шелк. Красивое платье обязывает вести себя соответственно.

— Все, надоело. — Я потянула с головы шляпу. — Почему обязательно должны быть какие-то сложности?

— Так всегда бывает. — Лерка затянула тесемки плаща и повернулась ко мне. — Пока мы одиноки, мы непобедимы. Так говорил Дракон. Как только ты завязываешься на кого-то, сразу становишься уязвимой, и окружающие начинают тебя долбать по больным местам. А Пашка твой... Короче, фиг с ним. Пройдет. Слушай, мне здесь нравится. Макс прикольный. С ним не скучно.

— Здесь ни с кем не скучно, — поддакнула я, думая о своем.

Зеркало подарил! Вот чумной, их же не дарят. Обязательно нужно чем-то отдариться. Я снова оглядела себя и вспомнила о брошке.

Ой, мама, надеюсь, ты не скоро вспомнишь о своих украшениях!

Я открепила розу с плеча и пошла к Пашке.

— Маша, ты пьешь?

Длинный нос, недовольная улыбка на губах. Как мило, Колосов меня сам нашел.

— А твой, похоже, трезвенник? От синтезатора не отходит.

В руках у Пашки была только что открытая бутылка. Один бокал он отдал мне, второй как раз наполнял.

— Не напейся, — прошептала я. — Это будет пошло.

— Мы же не признаем условностей! — Колосов был возбужден и без вина.

— Спасибо за подарок. Я хочу кое-что подарить тебе в ответ.

Пашка замер, и я приколола ему брошь. Кажется, идея была неудачной — дарить острую заколку в обмен на бьющееся стекло. Мыс Пашкой стоили друг друга.

— Ты меня прямо в рыцари посвятила, — хмык- нул он, отставляя бутылку. — Давай выпьем на брудершафт.

Я оглянулась на Макса. Тот сидел за синтезатором. Музыка была медленная, грустная и очень красивая. Макс замечательно играл. Неожиданно громко засмеялась Малинина. Рядом с ней, звеня колокольчиками, стоял Грегор. Уверена, жемчужина еще плещется в ее шампанском.

— Хорошо, не будем целоваться, — передумал Колосов, отбирая у меня бокал. — Пойдем танцевать. Твой вряд ли будет против, он сейчас несколько занят.

Его бутафорский нос был задран на лоб.

— Ты забываешься! — начала вырываться я, потому что Пашка уже положил мне руки на талию, заставляя с собой танцевать. — Отпусти меня!

— Чего ты дергаешься? — обиделся Колосов, но руки не убрал и танцевать не перестал. — Никто тебя не съест.

— Не съест, так покусает, — проворчала я.